НА РУИНАХ ИМПЕРИИ (катастрофический 1917). Валерий Шамбаров

Февральскую революцию организовали англичане – об этом доносила даже французская разведка. В столице были спровоцированы массовые беспорядки, погромы, и раскрутились пружины заговора, перехватывая власть.

Когда Николай II выехал из Ставки в Петроград, заговорщики в его окружении «забыли» подцепить вагоны с казачьим конвоем. Поезд загнали в Псков, к своему соучастнику генералу Рузскому. Воспоминания об «отречении» не могут считаться свидетельствами – поскольку дошли до нас только от заговорщиков. Царь был фактически уже арестован, и что происходило в его вагоне, остается сокрытым. Но появился фальшивый «манифест» об «отречении» - на бланке телеграммы, с подписью, сведенной карандашом через стекло (разве понадобилось бы это при реальном отречении?)

В «манифест» не забыли вставить обращение к войскам – повиноваться новой власти. Разыграли путаницу с передачей престола якобы брату Царя Михаилу Николаевичу, который тут же и отказался, призвав дожидаться Учредительного Собрания, а у руля России очутилось Временне правительство. Его «законность» обеспечило мгновенное признание со стороны США, Англии, Франции, Италии [161]. Хотя его не выбирал никто, даже оппозиционная Дума. Правительство сформировали на кулуарном совещании масонов-заговорщиков. Только командир 3-го конного корпуса граф Келлер телеграфировал Николаю II, что не верит в «отречение», приказал своим офицерам и казакам готовиться к походу. Но его сразу сняли с должности.

Временное правительство постаралось вскружить народу голову самыми широкими «свободами», разрешило все партии и движения. Рушило все «реакционное» - полицию, администрацию. Армии оно боялось, и круто чистило генералов и офицеров, признанных «контрреволюционными». А солдатскую массу новая власть соблазнила «демократией», дозволив митинги и собрания, внедрив выборные комитеты. И в войсках, и по всей стране пошел полный развал. Солдаты голосовали, идти ли в атаку. Все более популярным становился лозунг «Штык в землю!»

Казачьи части сохранили дисциплину и боеспособность. Но они были сбиты с толку, как и весь народ. Казаки тоже принялись создавать у себя полковые и дивизионные комитеты. Впрочем, они помогали уберечь своих офицеров от чисток Временного правительства и солдатских самосудов. Но в комитетах, как это бывает, нередко выдвигались не лучшие, а честолюбивые и горлопанистые. Кроме того, казачьи части, как самые надежные, стали растаскивать для “затыкания дыр” на фронте, для отлова дезертиров, для охраны тыловых районов от распоясавшейся солдатни. А такая служба казакам очень не нравилась. Они не понимали, что творится. Правительство, вроде, выдвигало патриотические лозунги, призывало к войне до победного конца. В апреле в его поддержку в Петрограде собрался 1-й съезд казаков, провозгласил образование “Союза Казачьих Войск” под председательством Александра Ильича Дутова. Но уже через несколько дней радикальные социалисты и большевики внесли раскол – провели альтернативный съезд и создали Центральный Совет казаков во главе с кубанцем Костенецким.

Однако и Временное правительство совершенно не намеревалось опираться на казаков. Считало их «реакционной» силой и боялось. Оно силилось завоевать популярность среди крестьян, манило их проектами передела земель, открыто заявляя, что казакам “придется потесниться”. Что ж, тогда и казаки начали организовываться, чтобы отстаивать собственные интересы. Во всех казачьих областях стали собираться Войсковые Круги. При этом казаки Красноярского и Иркутского полков объединились в новое, Енисейской Войско. На кругах принимали постановления о самоуправлении, впервые с XVIII в. избирали войсковых атаманов, формировали войсковые правительства. Но в 1917 г. Войсковые Круги (на Кубани – Рада) стали не просто собраниями казаков, а постоянными областными парламентами из выборных депутатов. Они стали вырабатывать свои войсковые законы. Это вызвало резкое противостояние с иногородними, ведь те как раз возбудились, что Временное правительство даст им казачьи земли.

Между тем, среди общего раздрая, проявлялись еще более разрушительные силы, чем начавшие эту свистопляску «февралисты». В Киеве возникла Центральная Рада, в Тифлисе Закавказский сейм из грузинских, армянских, мусульманские сепаратистов, заговорили об отделении финны, эстонцы, латыши. А большевики умело пользовались тем, что Временное правительство вызывает общее недовольство. Но финансировали большевиков не только немцы. Ставку на них сделали и… США. В окружении президента Вильсона считали, что для них будет выгодным падение не только Царя, но и России. Пусть рухнет окончательно, пусть выйдет из войны – и ее можно будет пустить в раздел вместе с побежденными.

Летнее русское наступление на фронте провалилось, в Петрограде большевики подняли мятеж. В этой обстановке Верховным Главнокомандующим был назначен сибирский казак Л.Г. Корнилов. Начал жесткими мерами наводить порядок в войсках, настаивал, что надо оздоровить тыл. Его поддержали и патриотические офицеры, и казачество. В августе в Москве было созвано Государственное совещание. На нем, по решению Общеказачьего съезда от лица всех казаков выступил самый популярный войсковой атаман, Каледин. Твердо заявил, что Россия должна быть единой, что казачество требует пресечь раздрай, готово помочь Корнилову. Кстати, Каледину даже казачья «демократия» была противна. Когда его избирали на Дону атаманом, он отказывался, говорил: “Никогда! Донским казакам я готов отдать жизнь, но то, что будет – это будет не народ, а будут советы, комитеты, советики, комитетики. Пользы быть не может!” Но его уговорили, и он воспринял это как свой крест.

А министр-председатель Керенский вроде бы согласился с Корниловым. Тот направил на Петроград 3-й конный корпус и другие части. Намечалось разогнать большевиков и Советы, разоружить разложившийся гарнизон и установить диктатуру, но не персональную, а коллективную диктатуру правительства. Но… когда войска уже пришли в движение, Керенский неожиданно отрекся от Корнилова. Объявил его “мятежником”! Железнодорожники останавливали воинские эшелоны, к казакам хлынули агитаторы – и они вообще уже ничего не понимали. Ехали-то защищать Временное правительство, а оно вдруг объявило своих спасителей “изменниками”! Поход сорвался. Корнилов и его ближайшие помощники были арестованы.

Керенский намеревался арестовать и Каледина, но донцы вздыбились: “Атамана не выдадим!” Их поддержали другие Казачьи Войска, грозясь отозвать свои полки с фронта. Керенский пошел на попятную, заискивал и извинялся перед казачьими делегатами. Однако отношения с правительством стали неприязненными, а хаос в стране углублялся, и казачьи области продолжали обособляться. Войсковые Круги принимали уже не только законы, а собственные “конституции”.

Но тем временем дорвавшаяся до власти кучка заговорщиков, за полгода развалившая могучую Империю, допекла уже всех. В октябре большевики захватили Петроград – и защищать власть оказалось некому. Для обороны Зимнего дворца собрались несколько рот юнкеров, рота женского батальона, без толку суетились министры и комиссары правительства. Пришли и две сотни уральских казаков. С благоговением осмотрели личные покои Царя и оценили то, что творится во дворце: “Мы думали, что тут серьезно, а оказалось – дети, бабы да жиды”. И ушли прочь [127].

А сбежавший Керенский встретил во Пскове Петра Николаевича Краснова, командира 3-го конного корпуса. Назначил его «командующим армией», пообещал еще 4 дивизии и приказал идти на Петроград. Но никаких дивизий не подошло, да и 3-й корпус уже растащили полками и сотнями по Северному фронту. В “армии” было 700 казаков при 16 пушках – против 200 тыс. солдат и красногвардейцев. Тем не менее, они побеждали, пока разложившиеся толпы солдат разбегались от демонстративной атаки или пушечных выстрелов. Но за Царским Селом их встретили более стойкие матросы, вступили в бой. Казаки потеряли 3 убитых и 28 раненых, расстреляли все снаряды, а потом осталось только заключить перемирие. Причем рядовые казаки вырабатывали с матросами собственные условия: “Мы вам Керенского, а вы нам – Ленина. И замиримся”. На полном серьезе пришли к Краснову доложить, что скоро им для обмена привезут Ленина, которого они тут же повесят. А Керенского, мол, не грех и выдать, “потому что он сам – большевик”. Выдавать главу правительства генерал счел неэтичным и позволил ему скрыться. Но и казакам советское правительство после переговоров разрешило уехать с оружием и имуществом – их боялись и старались не раздражать [73].

Да и было чего бояться. Казачьи Войска очередных узурпаторов не признали. На Дон, Кубань, в Оренбуржье потекли патриоты, началось формирование Белой Гвардии. Но и большевики направили войска на казачьи окраины. Впрочем, их малочисленные анархические отряды не представляли бы серьезной опасности. Если бы… казаки были едины. Но у них стало повторяться то же самое, что погубило Россию. В Войсковых Кругах верховодила интеллигенция – бывшие думцы, либералы, социалисты. Грызлись между собой, урезали власть атаманов, пугая «диктатурой». На Дону казачья “демократия” стала искать союз с крестьянской, создала “паритетное правительство” – 7 человек от казаков и 7 от иногородних. Это лишь усугубило разброд. А Кубанская Рада узнала, что украинская Центральная Рада создает «козацкие» части, и решила послать им военную подмогу. Черноморцам воспротивились линейцы, и Кубань чуть не раскололась.

Идеи особой «казачьей нации» появлялись еще до войны. Поощрялись (или инициировались) они там же, где и идеи «украинской нации» - за границей. Но успеха они не имели (как и украинский национализм), оставались достоянием узких кружков либеральной интеллигенции. А сейчас Российская Империя, без службы которой казаки себя не мыслили, рухнула. Превратилась в царство зла и хаоса. Поэтому для казачьего сепаратизма возникла благоприятная почва – надо отделяться, русские сами по себе, мы сами по себе.

Возник и казачий большевизм, хотя Советскую власть предсталял по-своему, как возрождение мифических «казачьих вольностей». Долой начальство, каждому одинаковый пай – рядовому казаку и генералу, а службу в полках заменить станичными сборами. Во всех казачьих областях в противовес атаманским властям создавались казачьи ревкомы. Появились красные казачьи лидеры. На Дону – Подтелков, Кривошлыков, Миронов, Голубов, на Кубани Автономов, Сорокин, Кочубей. В Забайкалье Лазо формировал “фронт” из двух полков – один из уголовников, второй из казаков.

Атаманы и правительства надеялись на свои фронтовые полки. В отличие от обычных армейских частей, они не разбежались кто куда. Возвращались домой организованно, с оружием, артиллерией. Прорывались с боями через заслоны большевиков и самостийников. Но едва ступали на родную землю, весь порядок кончался. Фронтовые полки тоже оказались заражены анархией. Повиноваться атаманским властям и вступать в братоубийство со «своими» они не желали, расходились по станицам. С красными дрались только партизанские отряды по несколько сотен, а то и десятков человек. На Дону – полковника Чернецова, войскового старшины Семилетова, сотника Грекова, на Кубани – капитана Покровского. Даже при ничтожной численности одерживали победы.

Но силы были слишком неравны. На терские станицы полезли грабить чеченцы и ингуши. Из Закавказья двинулись части Кавказской армии, распропагандированные большевиками. В портах высаживались красные матросы. А в самих казачьих областях их активно поддержали иногородние. В январе 1918 г. пали Астрахань, Оренбург – атаман Дутов с небольшим отрядом ушел в Тургайские степи. В Забайкалье Семенов отступил в Маньчжурию под защиту японцев и китайцев. Герой Дона Чернецов попал в плен и был изрублен шашками вместе с другими офицерами. На Тереке был убит атаман Караулов. В Новочеркасске прозвучал выстрел, оборвавший жизнь Каледина. По одной версии, застрелился, осознав безвыходное положение, по другой был убит с инсценировкой самоубийства. Войсковым атаманом избрали генерала Назарова, но править ему уже не пришлось. 12 февраля 1918 г. к Новочеркасску подступили красные казаки. Их командир Голубов ворвался на заседание Круга и объявил себя “красным атаманом”. Назарова и весь его штаб расстреляли. Вместо Войска Донского была провозглашена Донская республика.

Генерал Попов увел 1600 белых казаков в Сальские степи. А Корнилов с Добровольческой армией из 4 тыс. бойцов двинулся на Кубань. Но и там было худо. Пока Кубанская Рада вырабатывала “самую демократическую в мире конституцию”, Автономов и Сорокин разбили ее отряды, Екатеринодар пал. 3 тыс. белых кубанцев Покровского вместе с правительством и депутатами Рады скитались по горам, пока не соединились с Добровольческой армией. Штурмовали Екатеринодар, но атаки захлебнулись в крови, а шальной снаряд сразил Корнилова. Остатки белых сил принял Деникин.

Из книги В.Е. ШАМБАРОВА "КАЗАЧЕСТВО. Путь воинов Христовых."