Писательский стандарт или Жопные орехи Сергея Шаргунова

Тот ужасный воляпюк, которым господа-писатели из АСПИР изволили наваять докУмент с прицелом на различные блага себе, любимым, изрядно озадачил многих. Потому что даже робот с планеты Шелезяки написал бы адекватнее, а то и человечнее.

Когда оторопь от творения мастеров слова прошла, народ принялся снимать стресс доступным ему здоровым способом - высмеивать косноязычие чинуш-литераторов. Тем это сильно не понравилось - господа юмор ненавидят, опасаются его, он для них губителен, как вода для Бастинды.

А ведь не исключено, что именно эти крайне серьезные в отношении себя дядечки из АСПИР и вознамерятся экзаменовать простых смертных писателей из черни на предмет «писательских знаний и умений». Чтобы решать - присуждать высокое звание соответствующего стандартам писателя или на мороз отправлять недостойного.

Кстати, возникает вопрос из зала: а самих сочинителей бумажек и записок о писательском стандарте кто будет проверять? Свои способности составить документ они уже продемонстрировали. Но вдруг в их художественном творчестве ситуация получше?

Мой хороший друг, писатель Виталий Смышляев задался тем же вопросом.
И вот что из этого получилось:

«Наверно, уже все насладились светло-светлым и украсно украшенным слогом писателя Шаргунова, председателя Ассоциации союзов писателей и издателей (АСПИ). Ну, кто не восхитился «отражением устойчивой тенденции повышения значимости нормативного регулирования отношений в сфере литературной деятельности»?

Пять родительных падежей подряд — шутка ль в деле! — не каждый сможет. Только так и должен выглядеть серьёзный документ с серьёзным содержанием: «Об утверждении профессионального стандарта «Писатель».

У меня тоже издано две книжки. Конечно же, я заинтересовался серьёзным документом писателя Шаргунова. Правда, стыдно признаться, ничего шаргуновского я не читал — а вдруг он сам не того… не полностью профессионален? Надо разобраться.

Рассказ Сергея Шаргунова «Тебе нельзя морс!» из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах», 2014 год. Сборник… значит, отобраны лучшие из лучших. Рассказ короткий, на две страницы.

«Они развелись, когда Саша не только говорить, но и ходить ещё не умел. … Созванивались, при встрече шутили и смеялись… после обеда Петя пришёл к Марине в дом, где пылко и поспешно друг другу отдались. … решили поехать на море…
Прилетели ближе к ночи… Петя погладил Наташу по груди, потом перевалился, прижал и поцеловал в губы».

Стойте, почему по груди гладят Наташу? Откуда она взялась? Куда исчезла Марина? Или втроём? Неужели я что-то пропустил за двадцать строчек? Нет, ничего не пропустил.

«Петя лежал на бывшей жене и смотрел пристально… Наташа дёрнулась, пытаясь освободиться…»

Ага, значит, «бывшая жена» — это не Марина, а Наташа. На третьем абзаце я попривык к Наташе и её повадкам, но вдруг опять полицейский разворот:
«— Где он? — Марина разомкнула веки, голая грудь выставлена под солнце. … Они остановились… Под шум волн они вспоминали друг другу…
На закате Петя и Наташа играли в теннис».

Перечитал ещё раз. Ещё и ещё. Ни единого зазора между голой грудью Марины и Наташи; плотно прилегают они друг к другу, как в русской деревянной архитектуре: лезвие бритвы не вставишь. После пятого прочтения наконец сообразил: а ведь писатель Шаргунов — подлинный профессионал. Профессионал, который впитал и усвоил все достижения русской литературы!

Вот Михаил Булгаков:
«— С этой... ну... этой, ну... — ответил гость и защелкал пальцами. — Вы были женаты? — Ну да, вот же я и щелкаю... на этой... Вареньке, Манечке... нет, Вареньке... еще платье полосатое... музей... впрочем, я не помню».

Или у Довлатова: три разные истории знакомства с женой:
«Познакомились мы в шестьдесят третьем году. … На диване между холодильником и радиолой кто-то спит. …
— Вы кто?
— Допустим, Лена, — ответил неожиданно спокойный женский голос.
«Живописец Лобанов праздновал именины своего хомяка. … Таню я заметил сразу. Сразу запомнил ее лицо…»
«Познакомились мы двадцать лет назад. День выборов.
— Елена Борисовна, — представилась девушка, — ваш агитатор».

Размытость памяти, эффект сфумато.
И какими простыми средствами добивается этого же эффекта профессиональный писатель Шаргунов: просто использует разные имена на одной странице!

Вдохновлённый своим открытием, я перешёл на личную страницу Шаргунова. Одно дело, когда невесть кто отбирает рассказы для сборника, и совсем другое — собственное решение автора. Здесь, конечно, самые лучшие, самые зрелые произведения.
Мой взгляд упал на рассказ «Последнее лето СССР». Главный герой — подросток, от первого лица описывается дачный август 91-го года.

«…я читал «Войну и мир»… грыз карамель… Наташа подле раненого Андрея… набил карманы джинсов грецкими орехами … Некоторые я с тигриной силой расцеплял в руках, а особо неподатливые орехи клал под зад, надавливал и с хрустом раскраивал».

Представил себе такой способ открывания грецких орехов и усомнился. Но на помощь опять пришёл классик. Знаменитая сцена вырывания гвоздя в «Чёрном обелиске»:
«— Итак, начнем! — говорит Карл Бриль. Собравшиеся осматривают гвоздь.
Затем Карл подходит к стене, приставляет к ней гвоздь на уровне человеческого зада и на треть забивает молотком».

Среди ремарковских зрителей тоже были маловеры и все они были посрамлены. В конце концов, может быть, подросток прыгал на орех с некоторой высоты: метр, полтора… стараясь попасть выступающим твёрдым копчиком…

Финал рассказа очень трогательный:
«…мы выехали с Жанной на прогулку /велосипедную/. У Жанны шины недавно наехали на стекло и сдулись. Но ради этой прогулки она тяжело крутила педали. Она ползла рядом, не отставая. С дырявыми шинами».

Возможно ли ехать на велосипеде с дырявыми шинами?.. как это называлось в детстве: «на ободах»? Метров пять, пожалуй, можно. Но в мире профессионального писателя Шаргунова — запросто. В особенности, если положить на седло велосипеда пару-тройку грецких орехов.

Но мысль моя унеслась уже дальше, выше. Ведь, когда все писатели-современники будут проверены на профессионализм и аттестованы, дойдёт же очередь и до классиков! Ведь если есть Ассоциация союзов писателей и издателей (АСПИ), почему бы ей не привести в соответствии с методикой Шаргунова незрелую литературу прошлых времён?

Тот же Булгаков, допустим:
«Больной взял стакан и выпил то, что было в нем, но рука его дрогнула, и опустевший стакан разбился у его ног.
— К счастью! К счастью! — зашептал Коровьев Маргарите, — смотрите, он уже приходит в себя.
Действительно, взор больного стал уже не так дик и беспокоен.
— Но это ты, Марго? — спросил лунный гость.
— Не сомневайся, это я, — ответила Татьяна.
….
— Откуда вы сейчас?
— Из дома скорби. Я — душевнобольной, — ответил пришелец.
Этих слов Светлана не вынесла и заплакала вновь. Потом, вытерев глаза, она вскричала…»
Согласитесь, заиграла сцена?

Да и Пушкина стоит поправить, может попрофессиональней выглядеть. Так сказать, «самых честных правил».
« — Не трогать его! — закричал Дубровский, и мрачные его сообщники отступили.
— Вы свободны, — продолжал Козловский, обращаясь к бледной княгине.
— Нет, — отвечала она. — Поздно — я обвенчана, я жена князя Верейского.
— Что вы говорите, — закричал с отчаяния Дубровский, — нет, вы не жена его, вы были приневолены, вы никогда не могли согласиться...
— Я согласилась, я дала клятву, — возразила она с твердостию, — князь мой муж, прикажите освободить его и оставьте меня с ним. Я не обманывала. Я ждала вас до последней минуты... Но теперь, говорю вам, теперь поздно. Пустите нас.
Но Козловский уже ее не слышал, боль раны и сильные волнения души лишили его силы».

Большие перспективы у Ассоциации писателей, но кроме писателя Шаргунова, есть там и другие профессионалы. Надо бы и с их творчеством ознакомиться». (с)

(Виталий Смышляев)