ПСИХОПАТ (рассказ). Василий Шукшин

Живет на свете человек, его зовут Психопат. У него есть, конечно, имя Сергей Иванович Кудряшов, но в большом селе Крутилине, бывшем райцентре, его зовут Психопат - короче и точнее. Он и правда какой-то ненормальный. Не то что вовсе с вывихом, а так - сдвинутый.

Один случай, например.

Заболел Психопат, простудился (он работает библиотекарем, работает хорошо, не было, чтоб у него в рабочее время на двери висел замок), но, помимо работы, он еще ходит по деревням - покупает по дешевке старинные книги, журналы, переписывается с какими-то учреждениями в городе, время от времени к нему из города приезжают... В один из таких походов по деревням он в дороге попал под дождь, промок и простудился. Ему назначили ходить на уколы в больницу, три раза в день.

Уколы делала сестричка, молодая, рослая, стеснительная, очень приятная на лицо, то и дело что-то все краснела. Стала она искать иголкой вену у Психопата, тыкала, тыкала в руку, покраснела... Психопат стиснул зубы и молчал, ему хотелось как-нибудь приободрить сестричку, потому что он видел, что она сама мучается.

- Да вы не волнуйтесь, - сказал он. - Вы спокойней - как вас учили-то...

- Она ускользает, - пояснила сестричка.

Психопат пошевелил свободным плечом вторую руку, левую, он напряг и изо всех сил работал кулаком, как велела сестричка. Кое-как всадили укол.

- Неужели все так будут? - спросил Психопат. Он даже вспотел.

Сестричка ничего на это не сказала, только опять смутилась, пинцетиком свихнула иголку со шприца и положила ее в металлическую блестящую вазочку, в которой кипела вода. Психопат подумал: "Как суп варится из железок, надо же".

Пришел он в другой раз делать укол. Заранее стал волноваться. Дождался своей очереди, вошел в кабинетик, оголил правую руку до локтя и стал работать кулаком. Защемили резиновой кишкой руку выше локтя, и он продолжал пока работать кулаком, а сестричка налаживала шприц. Психопат между делом отметил, какая она статная, пора вообще-то замуж - хорошая, наверно, мать будет.

Стали опять искать вену. Рука у Психопата онемела.

- Отпускайте, - велела сестричка.

Психопат стал постепенно отпускать резиновую удавку, а сестричка все искала и все попадала мимо.

- Ускользает... - сказала она.

- Да, куда она, к черту, ускользает! - вышел из терпения Психопат. Руку прямо ломило от боли. - Что вам тут, игра в прятушки, что ли? - ускользает... Уметь же, наверно, надо!

Потом, идя из больницы, Психопат сожалел, что накричал, но не мог без раздражения думать про сестричку Он думал: "Только детей и рожать - здоровые хоть будут. Мужа хоть аккуратно кормить будет... Нет, поперлась в медсестры в люди вышла, называется".

Пошел он в третий раз делать укол. Шел и с ужасом думал, что надо ходить так целую неделю. "Как же она училась? - думал он с удивлением. - Ведь учил же ее кто-то - отметки ставили. Решил кто-то, что все, готовая медсестра". Что у него ускользает вена, он как-то не мог этого понять. Куда ускользает? Как это?.. Бред же. Не умеет человек, и все.

Оголил он в кабинетике левую руку, стянул ее резинкой, положил на красную холодную подушечку и пошел умело работать кулаком. На медсестру не смотрел как она готовила шприц. У него болела душа - больно же, нестерпимо больно, еще от старого укола боль не утихла, а теперь она снова начнет вену искать. Он работал кулаком и думал: "Ну на кой черт надо было в медучилище-то? Ну, бухгалтер там, счетовод, секретарь в сельсовете, если дояркой не хочется, нет, непременно надо в медсестры!"

Сестричка подошла к нему, вытолкнула из шприца вверх тонюсенькую струйку лекарства, свободной ладошкой с силой несколько раз погладила руку Психопата от локтя книзу. На Психопата не смотрела - сама, как видно, всерьез страдала, что у нее плохо получается.

"Буду терпеть, - решил Психопат. - Неделю как-нибудь вытерплю".

Вена опять ускользала. И сестричка, и Психопат вспотели. Боль из руки стреляла куда-то под сердце. Психопат подумал, что так, наверно, можно потерять сознание.

- Да неужели вы всем так? - спросил он сквозь зубы. - Что же это такое-то?.. Мучительно же!

- Но если она у вас ускользает! - тоже осердилась сестричка.

"Она же еще и сердится!"

- Прекратите! - Психопат отвел свободной рукой руку сестры со шприцем. Это пытка какая-то, а не лечение.

Сестричка растерялась. Покраснела.

- Ну а как же? - спросила.

- Да, как, как!.. - Психопату тут же и жаль ее стало. - Не знаю как, но так же тоже нельзя, милая. Ведь я же не железный, ну!

- Я понимаю... - сестричка стояла перед ним и при своей мощной молодой стати выглядела жалкой.

- Вы повнимательней как-нибудь, вспомните, как вас учили...

- Я все правильно делаю, - сестричка смотрела на него сверху просто, с искренним недоумением. - Всем так делаю - ничего...

- Ну, всем, всем... - сказал Психопат. И опять невольно с раздражением подумал: "В люди вышла". - Ну давайте, что теперь...

Сестричка нацелилась опять в вену, вроде нащупала, вонзила иглу и успела надавить поршенек шприца... Психопат вскрикнул от боли; боль полоснула по руке, даже в затылке стало тяжело и больно.

- Идиотство, - сказал он, чуть не плача. - Ну идиотство же полное!.. Позовите врача.

- Зачем? - спросила сестричка.

- Позовите врача! - требовал Психопат. И встал, и начал нервно ходить по кабинетику, согнув левую руку и прижав ее к боку, и раздражаясь все больше и больше. - Это идиотизм! Будем мы когда-нибудь что-нибудь уметь делать или нет?! - он кричал на сестру, и она поэтому и пошла к врачу, что он кричал: жаловаться пошла, потому что он выражается - "идиотизм".

Пришел врач: молодой, с бородкой, тоскует в деревне, невнимательный, остроумный сверх всякой меры, заметил Психопат еще в тот раз, когда врач принимал его.

- Что тут у вас? - да с этакой снисходительной усмешечкой в глазах - прямо Миклухо-Маклай, а не лекарь заштатный. Эта-то усмешечка и взбесила вконец Психопата.

- Да у вас тут, знаете, коней куют, а я укол пришел делать...

- Ну-ну, - прервал его врач и видом своим показал, что ему некогда, поближе к делу, пожалуйста.

- Да дела-то нету! - закричал ему в бородку Психопат. - Будем мы когда-нибудь хоть уколы-то делать или шпаги будем глотать?! - Психопат, когда выходил из себя, говорил непонятно, нелепо, отчего сам потом страдал и казнился. - Ну что же, милые вы мои, как же так работать-то? Укол вот - час бьемся - сделать не можем. А мы бородки отпускаем, пенсне еще только осталось... Работать не умеем! Бородку-то легче всего отпустить, а она вон у вас уколы не умеет делать! - Психопат показал на сестричку. - Дядя доктор с бородкой... научили бы! Или сами тоже не умеем?

"Дядя доктор" сперва слушал с удивлением, потом рассердился.

- Ну-ка, прекратите кричать здесь! - сказал он строго. - Что вам здесь, базар, что ли?

- Да хуже! - не унимался Психопат. - Хуже! Базар по своим законам живет там умеют, а у вас тут... черт знает что, конюшня.

Сестричка на это молча очень изумилась и возмутилась.

- Здание им построили!.. - все кричал Психопат. - А что толку? Все равно самодеятельность. Да что за проклятие такое, что же, вечно так и будем?! Ну, уколы-то, уколы-то - ведь уж... ну чего же проще-то! Нет, и тут через пень колоду! Да чтобы вас черт побрал с вашими бородками, с вашими гитарами!..

- Что, милицию, что ли, вызвать? - спросил доктор спокойно и презрительно.

- Давай! Давай, братец, дело простое. Проще, чем укол сделать. Эх-х... Психопат надел пиджак и направился к выходу. Но не утерпел и еще сказал с порога: - Ду ю спик инглишь, сэр? А как насчет картошки дров поджарить? Лескова надо читать, Лескова! Еще Лескова не прочитали, а уж... слюни насчет неореализма пустили. Лескова, Чехова, Короленку... Потом Толстого, Льва Николаевича. А то - гитара-то гитара, а квакаем пока. А уж думаем - соловьи, помолчал, воспользовался, что доктор тоже молчит, еще сказал, миролюбиво, поучительно: - Работать надо учиться, сынок, работать. Потом уж снисходительность, гитара - черт с ней, если так охота, но сперва-то работать же надо.

И Психопат ушел. Сестричка посмотрела на доктора - так посмотрела, словно хотела проверить и убедиться, что она не зря побеспокоила доктора, вызвав его.

- Работайте, - недовольно сказал доктор. И вышел из кабинетика.

Его в коридоре поджидал Психопат. Он все еще держал руку согнутой и морщился. Врач, натолкнувшись на него, даже как будто растерялся - он думал, что нервный пациент ушел уже, а он тут.

- Простите, - сказал Психопат искренне, - я накричал там... Но я не виноват - больно же.

- Пойдемте, я вам в таблетках выпишу, - сказал молодой доктор на ходу. Температура какая сейчас?

- Я не мерил, - ответил Психопат, входя следом за доктором в его кабинет.

- Ну вот... - доктор с бородкой не горестно, а с досадой, привычно усмехнулся и присел к столу писать рецепт. - А возмущаемся... Толстой. При чем здесь Толстой-то? - спросил он и посмотрел на Психопата насмешливо. Насмешка эта задела Психопата, но он решил быть спокойным.

- При том, что он умные слова писал: не мешало бы их помнить.

- А почему вы решили, что я... что их не помнят?

- Это вы-то помните? - удивился Психопат.

- Ну а почему бы нет? - доктор не только насмешливо, а и с презрением опять, и снисходительно, как показалось Психопату, смотрел от стола - молодой, довольный, уверенный. Психопат в свои 54 года полагал, что это он должен снисходительно смотреть на такого, как этот доктор, а не наоборот.

- Да неужели?

Доктор счел, наверно, что в его положении - врача - несерьезно, даже глупо спорить с больным, да еще так... странно: читал ли он Толстого, Льва Николаевича? Кстати, он его не читал, кроме как в обязательном порядке: в школе и в институте. Но при чем здесь Толстой, господи! И он склонился и стал писать рецепт.

- Может быть, вы тогда скажете: почему мы ничего делать не умеем? спросил Психопат, продолжая стоять у двери.

- Что мы не умеем делать? - доктор не поднял головы, продолжал писать.

- Уколы, например.

- Она не читала Льва Толстого, поэтому не умеет.

- Хорошо, вы читали, тогда скажите: почему вы ничего не умеете делать?

- О, дядя!.. - доктор перестал писать и с удивлением смотрел на Психопата. - Это уже интересно. Ничего не умею?

- Нет, - Психопат пооглядывался, не нашел близко табуретки, присел на жесткий диван, застеленный белой простынкой, на краешек. - Не умеете, молодой человек.

- В чем же это выражается? - спросил ироничный доктор.

- Да во всем, - Психопат прямо и просто смотрел на доктора. - Вы - врач, продолжал он рассуждать спокойно, - ваша медсестра не умеет делать уколы, а вы... вас это ни капли не встревожило. Вы, как крючок конторский, сели выписывать мне таблетки... Да ведь мне уколы нужны-то! - Психопат протянул руку к доктору и членораздельно еще раз сказал: - У-ко-лы! Ведь вы же сами назначили уколы.

- Видите ли, - тоже терпеливо заговорил доктор, - есть такие особенные вены, которые...

- Бараны есть особенные, это я понимаю: разной породы, а вены у всех людей одинаковые. Ты не доктор, - Психопат встал. - Из тебя такой же доктор, как из меня - акушерка. Но меня удивляет вот это вот... - Психопат показал на доктора, как если бы он кому-то показывал на выставке заковыристую претенциозную картину - всей рукой, растопырив пальцы ладошкой вверх, и еще тряхнул рукой, - это вот... тупое самодовольство. Сидит душа мертвая, ни заботы, ни горюшка - пишет рецепт. Умеет писать рецепты - тоже в люди вышел.

Доктор, изумленный до чрезвычайности, смотрел на больного. Молчал.

- Как же вы так живете-то? А? Как же так можно?.. Вы простите, я на "ты" перешел - это не надо. Я не ругаюсь с вами, я, правда, хочу понять: неужели так можно жить? Ведь не знает человек ни дела своего, ни... Даже знать-то не хочет, не любит, а сидит - хмурится важно... Та хоть краснеет, а этот... важный. Господи, боже мой-то, да неужели только за кусок хлеба? Да что вы, люди! Куда же мы так пришлепаем-то? Ну? Голубчик ты мой, бородка, ведь я так-то... не знаю - архиереем сяду вон и буду сидеть: мне что черт, что дьявол, что Никола Угодник - неинтересно. Что же уж так... обнаглели, что ли? Институт кончил... Да в двадцать-то пять лет я бы по домам ходил - старух с печек стаскивал: лечись, карга, а не жди конца, как... А тут все есть, а живой труп: сидит таблетки выписывает. Тогда уж касторку лучше, что же.

- Все? - спросил доктор жестко. И встал. - Выйдите отсюда, - он еле сдерживал себя. - Выйдите, я прошу. Я требую!

- "Я требую!.." - передразнил его Психопат. - Эхх... А жить еще небось лет пятьдесят, а уж сосулька сосулькой. Он требует. Ты потребуй, чтоб тебе прожить человеком. Ничего не хотят люди! Бородки хотят носить... Да ведь когда и поработать-то смолоду, ведь чего уж лучше - людей лечить - нет, к тридцати годам душа уж дохлая. Только на гитаре и остается играть.

И Психопат вышел из кабинета. А доктор сел и некоторое время ошалело смотрел на дверь. Потом посмотрел в окно...

По больничному двору шел Психопат - высокий, прямой, с лицом сильного, целеустремленного человека. Шел широким ровным шагом, видно, привык ходить много и далеко; на нем какой-то длинный нелепый плащ и кожаная шляпа.

Вечером доктор нарочно пошел к своему товарищу, школьному учителю, который жил в этом селе года два уже. Спросил про Кудряшова Сергея Ивановича - знает ли он его.

- Знаю, - сказал учитель, улыбаясь. - А что?

- А кто он такой?

- Библиотекарь.

- Но он что... Он здешний?

- Здешний. Это человек любопытный, такой, знаешь... с неистребимой энергией: кроме работы, ходит еще по деревням, книги старые скупает, к нему из областной библиотеки приезжают, с архивами переписывается...

- А какое у него образование?

- Да никакого. Я не знаю точно, может, классов восемь... Сам ходит, по собственной инициативе. А что он? Наскандалил? Он скандалист большой...

- Да нет, просто интересно.

- Его в селе Психопатом зовут.

- Но ты его хорошо знаешь-то? Что он, читает много?

- Не думаю. Иногда такой дребедени нанесет... А иногда попадает на дельное: тут раскольников было много, книги на чердаках есть. Иногда интересные приносит. Вообще любопытный мужик. Кляузник только: завалил все редакции предложениями и советами. Мешанины в человеке много. Но вот... никто же не просит ходить, по деревням - ходит, свои деньги тратит...

- Но у него же покупают... Библиотеки-то.

- Не все же покупают-то, купят одну-две, а он по полмешка привозит. Такой вот... подвижник. Раздает много книг... В школу нам дарит. С ним одна история была. Набрал как-то мешок книг и стоит голосует на дороге... А платить шоферу нечем: весь истратился. Один подвез и требует плату. Этот ему книгу какую-то: на, мол, дороже всяких денег. Тот, видно, послал его... а книжку - в грязь. Этот, Психопат-то, запомнил номер машины, нашел того шофера, в соседней деревне где-то живет, поехал к нему с братом, у него брат здесь, охотник, и побили шофера.

- Ничего себе! Ну и как? Судили?

- Шофер не подал - охотник откупился. У этого-то нет ничего, а охотник наскреб деньжат: откупились.

- А семья-то есть у него?

- У Кудряшова? Есть, двое детишек... Один в десятом классе - нормальные дети. А что он? Написал небось что-нибудь на больницу?

- Нет, так - был у меня сегодня, поговорили...

- Он поговорить любит! Пофилософствовать. Я, правда, писанину его не читал, но говорить часто приходится - любопытно.

- А печатают его? В газетах-то.

- Да ну, кто его будет печатать. Так - душу отводит. Его не трогают, привыкли... А он убежден, что делает великое дело - книги собирает. У него целая теория на этот счет.

Доктор помолчал... И спросил:

- Слушай, а как думаешь, Льва Толстого он читал?

- Ну, вряд ли, - удивился учитель. - Не думаю. Может быть, "Жилина и Костылина", и то вряд ли. Да нет, такой просто энтузиаст, как говорят. Убежден, что надо доставать книги с чердаков, - достает. Убеждение там колоссальное... Может, потому и кричит на всех. Но он безвредный. Не пьет, кстати. А может, и читал, надо спросить. Но думаю, что нет.

- А как же он библиотекарем без образования-то?

- Он тут с незапамятных времен библиотекарь, тогда не до этого было. Между прочим, хорошо работает. Не пьет, кстати... А, говорил уже, - учитель засмеялся, поискал в карманах сигареты, нашел, закурил... И опять с интересом посмотрел на товарища. И спросил: - Ведь наверняка же что-то выкинул этот Кудряшов, а? Чего ты с таким пристрастием расспрашиваешь-то?

- Да нет, говорю же тебе... Побеседовали просто в больнице, - врач тоже закурил, посмотрел, как горит спичка, послюнявил пальцы, перехватил спичку за обгоревший конец и сжег всю спичку до края. И внимательно смотрел на огонек.

1973 г.