ЦЕРКОВЬ В РАСКОЛАХ РЕВОЛЮЦИИ.

Разброд среди духовенства начался еще до революции. Оно заражалось либеральными, социалистическими, масонскими идеями. Царь Николай II еще в 1905 г. выражал готовность созвать поместный собор, восстановить Патриархию, упраздненную Петром I. Но… среди иерархов уже произошел внутренний раскол, они слишком по-разному понимали, зачем же нужна Патриархия. Для одних – как возврат к старине, укрепление ортодоксального Православия и его защита от чуждых влияний. Для других – как путь к «незасивимости» от структур государственной власти, что открыло бы возможность для «модернизации» Церкви.

В таких условиях только контроль со стороны Царя и его представителей в Синоде удерживал духовенство от скатывания в церковную смуту. Архиереи, ослепленные собственным честолюбием и погрязшие в собственных мудрствованиях, были близки к аристократии, к меценатам-олигархам, к либеральной профессуре университетов. Но отрывались от чистоты народного Православия, и не случайно последней духовной опорой Государя стали вовсе не они, а гонимый и залитый клеветой святой старец Григорий Распутин. 19 февраля (4 марта) 1917 г. Церковь отмечала Неделю Торжества Православия. Во всех храмах провозглашалось: "Неверующим в Бога - Творца вселенной, а мудрствующим, что мир произошел сам собой и держится случайно, - анафема! Неверующим в Искупителя и Искупление - анафема! Неверующим в Святаго Духа - анафема! Не верующим в Святую Церковь и противящимся ей - анафема! Не почитающим святые иконы - анафема! Изменникам Отечеству и Престолу - анафема!" А всего через 4 дня грянула революция.

Духовенство было той самой силой (и может быть, единственной силой), способной остановить и предотвратить безумие. Идти на улицы, в казармы к бунтуюшим солдатам, на заводы к рабочим. Увещевать их, напомнить о присяге всего народа царскому престолу в 1613 г., о присяге Николаю II. Но церковная верхушка изменила Царю, Помазаннику Божию, в числе первых! Восприняла с радостью – над ними наконец-то не будет государева контроля! Не будет узды, которая удерживала их, мешала творить, что хочется. 2 марта, даже до того, как появились лживые «манифесты» о мнимом «отречении» Императора, Святейший Синод признал власть «Временного комитета Думы». 4 марта из Синода вынесли кресло императора, а 6 марта полетели распоряжения всем священникам вместо «царствовавшего дома» поминать на службах «благоверное Временное правительство».

Обращение Синода о созыве Поместного Собора было по своей сути изменническим и совершенно омерзительным: «Прошедший у нас государственный переворот… обеспечил и церкви возможность и право свободного устроения. Заветная мечта русских православных людей стала теперь осуществимой». Он открылся 15 (28) августа в Москве, в Успенском соборе Кремля. Из 564 делегатов больше половины (299) составляли миряне. А в опьянении «свобод» Поместный Собор многим виделся аналогом парламента, только церковного. В заседаниях участвовали и выступали высокопоставленные масоны - сам Керенский, его заместитель Авксентьев. И большинство делегатов потащили Церковь в ересь. Требовали кардинальных реформ Православия, по сути, протестантских. Упрощения церкви, приспособления ее учения к социалистическим теориям. Обсуждались и вопросы объединения с иноверцами – многие полагали, что вполне можно соединить Православную Церковь с англиканской, со старокатоликами (часть католиков, отколовшихся после Первого Ватиканского собора в 1870 г. и не признавших догмат о «непогрешимости папы»).

Вопрос об избрании патриарха долгое время вообще отвергался. Предлагалось коллегиальное управление, наподобие советов и комитетов. Вразумлял Собор Сам Господь. Когда к власти пришли большевики, и в Успенский собор, где заседали делегаты, полетели снаряды, неуоторые одумались, другие разбежались, и трезвые голоса стали брать верх над сторонниками «революционных» реформ. С минимальным перевесом голосов (141 - за, 121 - против, и 12 воздержалось) было решено все же избрать патриарха. Им стал митрополит Московский Тихон (Белавин).

23 января 1918 г. ленинское правительство опубликовал «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви». Провозглашалась свобода совести, запрещались «преимущества и привилегии» каких-либо вероисповеданий. Религиозные общества вообще лишались юридического лица, их имущество признавалось «народным достоянием». Кстати, разве не адекватным наказанием это выглядело? Права Церкви, ее имущество и богатства даровали и обеспечивали русские Цари. Но она сама предала Царя. Сама отвергла собственного защитника, искреннего и надежного. Даже после зверской расправы в Екатеринбурге Поместный Собор, продолжавший свои заседания, вынес на голосование вопрос - служить ли панихиду по убиенному Государю (о смерти семьи еще не знали)? Хотя состав Собора изменился, число делегатов сократилось. Из 143 против поминовения государя проголосовали лишь 28, а 3 воздержались. Панихиду патриарх Тихон все-таки отслужил.

Однако Сам Бог продолжал наставлять Церковь. Наставлять очень сурово, но ради ее же спасения. Собор созывался как вполне революционный орган, одурманенный химерами «свобод», откровенно нацеливался на либеральные реформы православия. Но на Церковь сыпались удары. Налеты на храмы, монастыри. Многим священнослужителям и архиереям Господь позволял искупить грехи отступничества и измены, заслужить венцы мучеников. И лучшая часть духовенства переосмысливала свою позицию. Начинала видеть свою задачу уже не в реформах, а в сбережении Православия среди чудовищных бурь.

Очередная гроза обрушилась на Церковь в 1922 г. По задумке Ленина и Троцкого ее предстояло совершенно уничтожить. Под предлогом изъятия ценностей, якобы в помощь голодающим, покатились погромы храмов и монастырей. Были спровоцированы столкновения с верующими, давшие повод для массовых репрессий. Только по суду было расстреляно священников – 2691, монахов – 1962, монахинь и послушниц – 3447. А всего было истреблено не менее 15 тыс. представителей духовенства, монахов, послушников, православных мирян [195]. Но Троцкий спровоцировал и раскол, поддержал движение реформаторов-«обновленцев». Они провозгласили создание “Живой церкви”, благословлявшей революцию, отрекавшейся от связи с “царизмом”, с “эксплуататорами”, с “реакционной” частью духовенства [196].

Арестованный патриарх Тихон вынужден был пойти на компромисс с большевиками. Он подписал “покаянное письмо”, объявляя, что не является врагом советской власти. Патриарх говорил: “Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза”. Этой ценой он сумел выйти из заключения, восстановить каноническое управление Церковью. Смог открыто обличать обновленцев, и их попытка обратить Православие в свою ересь провалилась. Большинство священников и прихожан осталось на стороне патриарха. Но возникли и другие расколы. Некоторые епископы, священнослужители, монахи, не признали компромисс святителя Тихона с безбожной властью, отделились от патриархии. Возникла так называемая «катакомбная церковь».

А часть духовенства очутилась в эмиграции. Провела свой собор в Сербии, в Сремских Карловацах, и появилась Русская Православная Церковь заграницей.

В Советском Союзе преследования продолжались. После смерти (предполагают, что насильственной) святителя Тихона наместником патриаршего престола стал митрополит Петр (Полянский). При аресте он заявил, что Церковь не может одобрить революцию, и очутился в заполярной ссылке. Его заместитель митрополит Сергий (Страгородский) также несколько раз арестовывался. Когда он очередной раз попал за решетку в 1927 г., обвинялся в связях с эмигрантской церковью, которая активно поддерживала антисоветские группировки, Сергий тоже согласился пойти на компромисс с властями. Издал Декларацию с заявлением, что «мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством» [197].

Митрополит пояснял свою позицию: «Мы хотим быть православными и в то же время осознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Говорилось, что случайностей для христианина нет, в любых событиях действует Десница Божия, в том числе и в установлении советской власти. От зарубежного духовенства требовалось дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству, с несогласными Московская Патриархия порывает отношения.

Реакция была далеко не однозначной. Ряд митрополитов и епископов в России не признали Декларацию Сергия. Отложились от временного Синода, который он возглавлял. Другие признали ее лишь частично, положения о лояльности Церкви к светскому государству. Но указывали, что и государство не должно вмешиваться в дела Церкви. Потому что богоборческая политика правительства отнюдь не прекратилась. Наоборот, в 1929 г. последовала новая волна гонений. Закрывалось храмы и монастыри, которые до сих пор еще действовали. Прокатились новые волны арестов, ссылок в лагеря, казней. Причем ОГПУ очень ловко пользовалось сложившейся ситуацией. Вызвав на допрос епископа или священника, ему задавали вопрос: «Как вы относитесь к Декларации митрополита Сергия?» Если ответ был отрицательным, автоматически следовало обвинение в контрреволюции [198].

Сам Сергий к этим злодеяниям был совершенно не причастен, но о нем поползли слухи, что он сотрудничает с ОГПУ. А уж зарубежная церковь во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) однозначно осудила Декларацию и обвинила автора в ереси, названной «сергианством». Хотя в данном случае с таким определением никак нельзя согласиться. Да, Декларация содержала некоторые пункты явно политического толка – например, требовать от эмигрантов, бежавших от Советской власти, ее признания и благожелательного отношения к ней, было невозможно. Но ересью признается лишь догматическое нарушение церковных установлений! А «сергианство» от православных догматов не отступало, подтверждая истину – «всякая власть от Бога». Даже та, которая дана в наказание за грехи.

Нарушение в «сергианстве» только каноническое – подчинение Церкви не-христианской власти. Но это вынужденное подчинение силе. И в истории Православия подобное случалось неоднократно. Например, во времена татарского ига, когда митрополиты Всея Руси получали ярлык на служение от ордынских ханов, молились за них. То же самое было в Османской империи, когда султан и его наместники фактически контролировали Церковь, определяли выбор патриархов, митрополитов, епископов. Греков, сербов, болгар, валахов, сирийских православных никто и никогда еретиками не считал.

А вот с самой Зарубежной Церковью было сложнее. Ее глава, митрополит Антоний (Храповицкий) проповедовал весьма сомнительные взгляды. Например, переиначил Догмат об Искуплении – якобы Христос искупил грехи человечества не через Свою добровольную Жертву, муки и смерть на Кресте, а через «нравственные мучения в Гефсиманском саду». Отрицал понятие первородного греха. Богословы признавали его взгляды явной ересью [199]. Тем не менее, они были изложены в Катехизисе Антония, которым зарубежная церковь заменила классический Катехизис святителя Филарета Московского.

В 1929 г. митрополит Антоний Храповицкий признал «императором» великого князя Кирилла Владимировича, на что не имел никакого права. При этом обосновывал необходимость конституционной монархии по западным образцам [200]. А окружение Кирилла Владимировича всегда было очень мутным и подозрительным. Но святитель Феофан Полтавский в открытом письме Антонию от 16 (29). 11. 1932 г. наряду с еретическими взглядами отмечал и другое: «На одном из Соборов он доказывал полную допустимость для христианина и для иерарха состоять членом масонской организации до 18-й степени масонства». Что в общем-то не удивительно. Потому что сам Антоний был членом масонской ложи «Лафайет Астория», до революции возглавлял группировку архиереев, боровшуюся против монархического духовенства, в том числе, против св. Иоанна Кронштадтского. Отсюда и установки Храповицкого о «нравственном Искуплении». Это ересь вообще не христианская, а гностическая, близкая масонству. Как видим, претендовать на «чистоту Православия» и задирать нос перед советскими собратьями зарубежникам в общем-то не стоило.

Но полным раздраем в Русской Православной Церкви активно пользовались и другие силы. Троцкисты тесно сотрудничали с американцами, поэтому поощрли деятельность протестантских миссионеров. В 1920-х гг. протестанты вообще не не подвергались преследованиям! Наоборот, им даже передавали отобранные у православных храмы. В нашей стране вполне официально работали представительства международных баптистских и иных организаций. Под их эгидой даже возник вполне легальный “Бапсомол” - баптистский союз моложежи. В условиях нэпа было создано более 400 сектантских кооперативов, объединенных в “Братство взаимопомощи”, в Москве открывались протестантские столовые, возникали сельскохозяйственные сектантские “коммуны”, и это не только не возбранялось властями, а всячески приветствовалось. В результате численность паствы “протестантских конфессий” (включая баптистов, иеговистов, адвентистов, пятидесятников и т.п.) за 1920-е годы возросла в 5 раз! За счет православных. Испытывая потребность молиться Богу, люди тянулись туда.

Положением в России очень интересовался и Ватикан. Церковные погромы он воспринял с воодушевлением. Католический еженедельник “Lud Bozy”, издающийся в Луцке, на польской территории, писал: “Из этой невероятной беды, вытечет, кажется, благое дело Божие – соединение церквей. Ах, как льнут к нам! Лучшие представители православного духовенства публично выражают свое восхищение и преклонение перед католической церковью”, “богослужение в церквях посещают только старики, а наш костел переполнен тысячами людей, из которых половина православных. Большевики… убедились, что с нашим костелом труднее им воевать, чем с церковью. Великая жатва открывается теперь для Католической церкви. Дайте только сюда самоотверженных, благочестивых священников и миссионеров, и Христова овчарня умножится…” «Овчарня» Ватикана и впрямь умножалась. К ней обращались и священнослужители, надеясь на защиту под эгидой папы. Князь Жевахов, при Царе – товарищ обер-прокурора Синода – в эмиграции приходил к выводу: Православной Церкви приходит конец, и единственное спасение – объединиться с католиками [201].

Развернулась и конкретная работа в данном направлении. Известный богослов Н.Н. Глубоковский писал: «Рим кружится, как изголодавшийся волк, и готов пожрать, как добычу, погибающее Православие». Выдающийся русский философ Иван Ильин свидетельствовал, что заведующий восточно-католической пропагандой Ватикана, иезуит Мишель д`Эрбиньи в 1926 и 1928 гг. ездил в Москву, налаживая унию с «обновленцами», а по возвращении перепечатывал в Риме статьи председателя Союза воинствующих безбожников Ярославского (Губельмана), где патриаршья Церковь именовалась «сифилитической» и «развратной».

Еще в начале XX в. папа Пий X дал разрешение на тайное обращение православных священников в католицизм. Чтобы они продолжали служить в своих храмах, по своему обряду, но исподволь внушали прихожанам симпатии к Западной «матери-церкви», вели соответствующую работу среди духовенства, вербовали единомышленников [202]. Такую работу вел униатский митрополит Западной Украины, ярый русофоб Антоний Шептицкий. Теперь этим операциям придавалось особое значение. Упомянутый иезуит д`Эрбиньи возглавил миссию «Pro Russia», он дал «апостолическому администратору» Москвы епископу Пию Неве полномочия обращать православных, чтобы они сохраняли втайне свою конфессиональную принадлежность. Сперва обрабатывали «обновленцев», потом стали прощупывать иерархов Патриархии.

Имеются доказательства, что Неве удалось в 1932 г. соблазнить к переходу в католицизм архиепископа Варфоломея (Ремова). Вынашивались планы – нельзя ли протолкнуть его в патриархи, чтобы он перебрался на Запад и от имени Русской Правоставной Церкви заключил унию с Ватиканом. Даже прикидывали, как бы сделать сговорчивой православную паству – для этого предлагалось сделать щедрый жест, подарить России мощи святителя Николая Угодника [203]. В католическом журнале «Истина и Жизнь» сообщается о наличии в архивах Ватикана двух грамот миссии «Pro Russia» об учреждении внутри Православной Церкви католической Сергиевской кафедры во главе с Варфоломеем (Ремовым), причем эта кафедра указана как уже существующая [204]. Но реализовать эти замыслы в то время было невозможно. В 1935 г. Варфоломей Ремов был арестован и расстрелян – за измену Родине и… нарушение служебного долга по отношению к НКВД. Поскольку являлся и тайным осведомителем этой организации. В вину ему поставили как раз тайные встречи с «неофициальным представителем Ватикана в Москве Пием Эженом Неве» [205]

В это же время начались аресты троцкистов, и взялись за «обновленцев» - поскольку многие из них благоденствовали как раз под эгидой троцкистов. А в 1937 г., в мясорубку «ежовщины», попали вперемежку, православные вместе с «обновленцами». Так что при последующих массовых канонизациях новомучеников в их списках оказались перемешаны и те священнослужители, кто действительно пострадал за Веру Христову, и немалое число еретиков.

Прекратил вакханалию Сталин. 11 ноября 1939 г. Политбюро приняло строго секретное постановление № 1697 /13 “Вопросы религии”. В нем указывалось: «Признать нецелесообразно впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей русской православной церкви, преследования верующих». Отменялись прежние распоряжения о преследованиях по религиозному принципу. Предписывалось произвести ревизию осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительной деятельностью». Уже 22 декабря 1939 г. Берия подал на имя Сталина справку № 1227 “Б”: “Во исполнение решения ПБ ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г. за № 1697 /13 из лагерей ГУЛАГ НКВД СССР освобождено 12.860 человек, осужденных по приговорам судов в разное время. Из-под стражи освобождено 11.223 человека. Уголовные дела в их отношении прекращены. Продолжают отбывать наказание более 50.000 человек, деятельность которых принесла существенный вред советской власти. Личные дела этих граждан будут пересматриваться. Предполагается освободить еще около 15.000 человек”[206].

В это время в аппарате Патриархии оставалось всего 4 штатных архиерея. Но Сталин фактически отбросил декрет «об отделении церкви от государства». Он сразу привлек Патриархию к выполнению государственной задачи – поручил «воссоединить» православные епархии в республиках и областях, которые вошли в состав СССР в 1939 – 1940 гг. В Западной Белоруссии, Западной Украине, Прибалтике, Бессарабии. Впервые легально прошли хиротонии новых епископов. От НКВД к Патриархии был прикомандирован майор Георгий Карпов – но не для того, чтобы выслеживать и собирать компромат, а оберегать от чрезмерно ретивых партийных работников, обеспечивать всем необходимым, подкреплять «административным ресурсом» своего удостоверения. В годы войны для Церкви предоставлялись все большие возможности. С весны 1942 г. в СССР открыто праздновали Пасху Христову, духовенство получало официальные государственные назначения в различных комиссиях, комитетах.

А 4 сентября 1943 г. на дачу в Кунцево были приглашены Митрополиты Сергий (Страгородский), Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), их сопровождал тот же Карпов, он стал полковником НКВД. Присутствовали Сталин, Молотов, Берия. Был поставлен вопрос о созыве Поместного Cобора для избрания Священного Синода и патриарха. Иосиф Виссарионович во избежание транспортных трудностей распорядился доставить всех архиереев в Москву самолетами. Он согласился с просьбами об открытии богословских учебных заведений, издании журнала Московской патриархии, об открытии храмов, освобождении из заключения священнослужителей – указал, чтобы представили список. Сам предложил Церкви субсидии, велел выделить Патриархии особняк в Чистом переулке, автомашины, обеспечивать продуктами. 8 сентября 1943 г. на Поместном Соборе патриархом был избран Сергий (Страгородский).

При Совете Министров был создан новый орган, Совет по делам Русской Православной Церкви. Возглавил его Карпов, успевший хорошо сработаться с духовенством (он и сам окончил духовную семинарию). Таким образом, Сталин окончательно, хоть негласно, отбросил декрет «об отделении от государства». Воссоздал подобие канцелярии обер-прокурора Синода, связующее звено между Патриархией и правительством. В мае 1944 г. был создан еще один орган, Совет по делам религиозных культов. Были предложения слить два совета в один, но Сталин на это не пошел. Первый Совет остался отдельным, а в ведение «религиозных культов» отошли все прочие конфессии: мусульмане, буддисты, иудеи, армяне, католики, протестанты, сектанты.

Как видим, Православию придавался особый статус, и ситуация сложилась парадоксальная. С одной стороны, конечно же, было неправильно, что светское, да еще и коммунистическое государство направляет и контролирует Церковь. Но оно и оберегало Церковь, подкрепляло ее. Во время войны и в первые послевоенные годы в СССР было открыто более 14 тыс. храмов, 85 монастырей, 8 духовных семинарий, 2 академии. Католикам пришлось умерить свои аппетиты. Наоборот, их серьезно потеснили. Когда в ноябре 1944 г. умер униатский митрополит Западной Украины Андрей Шептицкий, униатской церкви было “рекомендовано” слиться с Православной. Преемник Шептицкого Слипый и еще несколько иерархов были осуждены за сотрудничество с оккупантами и бандеровцами. Но значительная часть униатского духовенства в этот период тоже желала воссоединения церквей, хотела перейти под эгиду Московской патриархии – настолько высоко Победа подняла авторитет СССР. Государство поддержало такие настроения. В 1946 г. прошел Львовский Собор, и воссоединение свершилось. Отныне униатство на советской территории находилось «вне закона», могло действовать только нелегально.

А протестанты разных течений создали экуменическое движение, провозглашавшее сближение и последующее слияние всех христиан в некой единой церкви. В 1948 г. представители 147 протестантских конфессий собрались в Амстердаме и учредили Всемирный совет церквей (ВСЦ). Русскую Православную Церковь зазывали участвовать в ассамблее, но встретили твердый отказ. В ответ Патриархия созвала Московское Совещание глав и представителей Автокефальных Православных Церквей. На нем вспомнили апостольские правила, запрещающие молитвенное общение с еретиками. Приводились примеры того, как связи с экуменистами расшатывают традиции, подрывают уровень духовности. Указывалось на «близкое сродство экуменической деятельности с другими современными нецерковными, политическими, иногда тайными международными движениями» (имеется в виду масонство). В резолюции совещания отмечалось, что «целеустремление экуменического движения, выразившееся в образовании ВСЦ, с последующей задачей организации «экуменической церкви», не соответствует идеалу христианства и задачам Церкви Христовой».

Тем не менее, Русская Церковь отнюдь не замыкала свою деятельность в границах СССР. Был создан Отдел внешних сношений Московского патриархата, его возглавил видный богослов, митрополит Николай (Ярушевич). Он в свое время побывал и в ссылке, и в тюрьме, в войну состоял в Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию зверств оккупантов. В новом качестве ездил с церковными миссиями зп грпницу, был главным организатором упомянутого международного совещания Православных Церквей. Стал членом Советского комитета защиты мира, вошел в состав Всемирного совета мира, выступал на конгрессах и сессиях. За миротворческую деятельность был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Одновременно владыка Николай возглавлял Издательский отдел Патриархии.

Как уже отмечалось, Суслов в 1949 г. настаивал, что послабления к Церкви сыграли свою роль в войне, и пора снова закручивать гайки. Но Сталин его предложения отверг. С другой стороны, Иосифу Виссарионовичу сыпались доносы на председателя Совета по делам РПЦ, Карпова (в честь Победы он стал генерал-майором госбехопасности, но числился «в резерве МГБ»). Ябедничали, что он преподносит подарки высшему духовенству за государственный счет, сам получил от патриарха «шкатулку, картины и ковер». Но практика обмена подарками была согласована с Советом Министров, утверждена лично Молотовым, и кляузы не достигали цели. А отношения между Карповым и патриархом Алексием (Симанским), сменившим умершего Сергия (Страгородского) оставались очень дружескими [207].

Из новой книги Валерия Шамбарова «Кто погубил Советскую Империю?»

195. Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918-1923. М, 1990.
196. о. Андрей (Кураев), Юркевич А.Г., Красовицкая М.С. Православие.// Религии мира. Энциклопедия для детей, т.6, ч.2, М., Аванта +, 1997.
197. Жребий митрополита Сергия // Независимая газета. 1996. № 201.
198. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и Всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917 – 1943. Сб. в 2-х частях. Сост. М. Губонин.М. 1994. С. 409.
199. Протоиерей Милош Парента. Отзыв о сочинении митр. Антония (Храповицкого) «Догмат Искупления» // Гласник Српске православне Патрiаршиjе. 1926. № 11. С. 168 – 174.
200. Свящ. Павел Флоренский. Филисофия культа. М. Мысль. 2004. С. 293.
201. Жевахов Н.Д. Еврейская революция, М., Алгоритм, 2006.
202. К.Н. Николаев. Восточный обряд. Париж. 1950. С. 62.
203. М. Стахович. Фатимское явление Божией Матери – утешение России. М. 1992. С. 23 – 24.
204. Истина и Жизнь. 1996. № 2. С. 34.
205. «В тени Лубянки…» О судьбах настоятелей церкви Святого Людовика Французского в Москве: воспоминания Леопольда Брауна и обзор материалов следственных дел. Сост. И.И. Осипов. М. Братонеж. 2012. С. 46.
206. Семанов С. Н. Сталин. Уроки жизни и деятельности, М., ЭКСМО-Алгоритм, 2002.
207. Письма патриарха Алексия I в Совет по делам Русской православной церкви при Совете народных комиссаров – Совете министров СССР. Т. 1 – 2. М. 2009 – 2010.