О ДЕТСТВЕ, НАШЕМ ДВОРЕ И 4-Й ШКОЛЕ

Немного мемуаров ко дню защиты детей …

Всё познаётся в сравнении. И чтобы оценить прелести школярского бытия ему по справедливости должна предшествовать дошкольная вольница, которую обычно и именуют избитым штампом «счастливое детство».

Для кого как, но для меня эта банальность имеет вполне конкретную гамму ощущений-воспоминаний. Ну, например, таких. Когда ты ранним летним утром – когда родители ушли уже на работу, а пенсионеры еще, кряхтя, не выползли по своим делам – скатывался по хирургически чисто вымытым лестницам прохладного юмовского подъезда во двор, полной грудью вдыхал его свежий аромат. ^{(* Позднее старая харьковская улица Юмовская стала нынешней улицей Гуданова.)}

Юмовский двор

И от предвкушения грандиозности и размаха предстоящих дел у тебя внутри поднималась волна сладкого возбуждения, до прострелов в коленях. А чтобы не лопнуть, всему этому был необходим выход. И тут рождался ликующий вопль, в котором современные киноведы обнаружили бы сложную смесь уже толком неизвестного моим одногодкам знаменитого зова Тарзана, еще незнакомого нам тогда рыка Кинг-Конга и боевого клича гордых индейцев, озвученного и персонифицированного незабвенным Гойко Митичем, которым как раз болела ребятня начала 70-х годов.

Гойко Митич

И ты еще толком не знал, что тебе подарит этот казавшийся огромным летний день. То ли он пройдет в борьбе за независимость индейского народа, угнетаемого «презренными бледнолицыми» предками американских империалистов. И придется до одурения бегать или с полусамодельным «винчестером», сварганенным из купленного в «Детском мире» или ближайших «Культтоварах» охотничьего ружья, или революционным наганом, игравшим роль «кольта» или «смит-энд-вессона»; прятаться в засадах всяческих кустов и закоулков, привязывать к бельевому «столбу пыток» пойманного «врага», чтобы потом «выкурить» с ним символическую «сигарету мира». Её функции обычно исполнял подсушенный жесткий и тёрпкий стебель какого-то растения с фиолетовыми цветками, вырванный из близлежащей клумбы. Причем «сигарета мира» будет еще более «настоящей» и «индейской», если её извлечь из заранее найденной, если очень повезет, пустой пачки кубинских термоядерных сигарет «Caribe» с изображением краснокожего воина.

Индейские аксессуары

А может тебе повезет попасть на «карбидный фейерверк», который старшие товарищи могут устроить на «футболке» — находящемся недалеко стадиончике ХПИ.

ХПИ

Занятия по-мальчишески почтенного из-за некоторой опасности пострадать от разрыва карбидными газами бутылки из-под «шампанки», используемой для «выстрела», и риска получить в лоб пулей вылетающей пробкой. Впрочем, при известной ловкости рук, весьма умеренного. Зато все это окупалось зрелищем залпа салютовавших с оглушительным хлопком пробок, долетавших до крыш близстоящих хапэёвских учебных корпусов, а иной раз и выше.

Карбидные фейерверки иногда удачно дополнялись залпами твердотопливных мини-ракет из «дымовухи» – еще одного ноу-хау дворового ракетостроения, в котором роль ракеты-носителя играла обычная сигаретная фольга, а в исключительных по везению случаях и сплюснутый с хвоста футляр от гаванской сигары. А ракетным топливом служили куски изодранной на полоски детской игрушки или расчески из целлулоида.

Упражнения в физике и химии вполне могли плавно перетечь в занятия прикладной металлургией, заключавшиеся в выплавке свинца, добытого из автомобильного аккумулятора, или наломанного из каркаса раскладушки «олова» и отливе из них в бесценные гипсовые формы разнообразного мальчишеского ширпотреба. Например, весьма натуралистически выглядящего черепа.

Ну почти такой череп)

Пытливый детский ум жаждал все новых впечатлений и открытий. И тогда знакомый до каждой трещины в асфальте двор мог превратиться в археологическую экспедицию. Рецидив такого кладоискательско-археологического бума вполне могла вызвать вдруг кем-то найденная невинная железяка, с видом знатока выдаваемая счастливым обладателем за «настоящую вещь с войны». Помнится, в один из таких бумов я действительно нарыл «вещь с войны» — несколько настоящих оккупационных немецких пфеннигов 40-х годов, с гитлеровскими орлами, держащими круги со свастикой. Моему счастью не было предела.

А производство всяческих самострелов-«скобочников» и арбалетов, изготавливаемых с использованием авиационной резинки, другого смертоносного для окружающей живности и окон оружия. От банальных рогаток из кладбищенской сирени, поход за которой был сам по себе уже событием весьма и весьма романтичным. Из них мы стреляли совсем недетскими пулями от ПМ — пистолета Макарова. Они добывались еще дальше сирени, уже за кладбищем (ныне парк Молодежный), на стрельбище. Заканчивался оружейный ряд выделанными умельцами из детских металлических игрушечных пробочных пистолетиков вполне работоспособных образцов, стрелявших мелкокалиберными патронами.

Скобочник и рогатка семейства vulgaris soveticus

В этой битве за прикладную науку не обходилось без жертв. Припоминаю, что как-то в ноябре ХПИ решил выбросить за «футболкой» целую кучу запаянных колб с какой-то кислотой, скорее всего азотной или соляной. Страшная жидкость была уложена по 2 стеклянные колбы в металлические футляры, формой напоминающие большие бинокли. Нашедшая этот «клад» дошкольная шантрапа, почему-то в тот раз оказавшаяся без присмотра старших дворовых товарищей, решила, что идеальнее заменителя гранат просто не сыскать, и стала метать стеклянные колбы в их пустые футляры, игравшие роль воображаемого противника. В числе этой бригады метальщиков оказался я. Колбы, конечно, бились, кислота попадала на варежки, которыми «бойцы» вытирали всамделешний боевой пот. И тут я понял, что ранен: сильное жжение на лице в районе глаза никак не удавалось ликвидировать подручными способами. Размазывание очага поражения мокрой варежкой только усугубляло ситуацию. Маме показаться на глаза, конечно же, было страшновато, и я побежал к ахнувшей от моего вида няне, которая жила с нами в одном дворе. Ожог кислотой был приличный, и скрыть геройство от родителей никак не удалось. Благо врач местной неотложки намазал рану какой-то мазилой и сказал, что я везунец – на 1-2 см. левее, и глаза, скорее всего, не было бы. Самое смешное открылось дома: из всей одежды, а ее к счастью в ноябре было немало – пальто, свитер, шапка, 2 пары штанов, ботинки – не прожженной потоками кислоты осталась единственная деталь моего туалета. Это была, пардон за интимные подробности, резинка от трусов. Вся остальная одежда и обувь были безнадежно испорчены…

Да, наше детство было изрядно насыщено дворовым инженерным творчеством и практическими уроками естествознания – теми знаниями, которых школа нам не давала. Увы, или, скорее, к счастью, иначе бы мы, вооруженные еще и познаниями в академических дисциплинах, точно взорвали-разнесли бы весь двор и прилегающие дома.

Оценит ли нынешнее компьютерно-телевизионное, красноглазое от сидения за монитором, интернет-поколение «пи» этот бурлящий неуемной энергией фонтан интереснейших, на гране фола, придумок, ставший, в некотором роде, школой жизни, а для многих и началом посвящения в будущие взрослые профессии? Не знаю. За одно могу ручаться – скучно нам не было!

Было бы неправдой, если бы я сказал, что в то время мы занимались исключительно «подрывной» деятельностью. Отнюдь. Нам были в полном объеме свойственны и вполне мирные, классические игры и занятия. Ножички, игра «в пуговицы», прятки, «съедобные-несъедобные», «разрывной», «море волнуется», и прочие игры из обоймы подвижных. Даже, когда больше нечем было заняться, «дочки-матери» с девочками, куда я попадал обычно на роль отца семейства. И кто знает, не этому ли обязаны мои сыновья своим рождением?

Но бесспорным королем осенне-зимнего сезона был, конечно, дворовой хоккей. Им в начале 70-х «болели» все поголовно. Я не припомню мальчишку, у которого не было бы клюшки. А вратарская маска и щитки одного из счастливцев у остальных заслуженно вызывали белую зависть.

Эти хоккейные страсти еще сильнее разгорелись, когда наша сборная СССР в 72-ом начала супер-серии с канадскими профессионалами. Фамилии ее участников знали наизусть все. Они врезались в детскую память, как говорится, по гроб жизни.

Вообще надо заметить, что наше детство как таковое было не просто счастливым само по себе, из-за того, что оно детство и есть. Живший в IV веке до н.э. Симонид Кносский говаривал, что «для полного счастья человеку необходимо иметь славное Отечество». Так вот ощущение того, что наше Отечество действительно славное, как мне помнится, было вполне четким, несмотря на нежный возраст. И этому не могла помешать даже казавшаяся навязчивой советская партийная пропаганда. Просто сами события жизни говорили об этом.

Те же уже упомянутые успехи наших хоккеистов. А советская космонавтика, регулярно запускавшая космонавтов и всякие там межпланетные станции, и луноходы, постоянно будоражила мальчишескую фантазию. Казалось, что до полета к звездам просто рукой подать.

Даже ребенок тогда понимал, что нас уважал и даже боялся весь мир. Помню, как на меня произвел впечатление, показанный по ТВ грандиозный прием, оказанный Брежневу в Индии. Или какие-то просто заоблачно помпезные похороны легендарного Буденного.

Похороны на Красной площади

Прием Брежнева Индирой Ганди

Кстати, телевидение весьма умело формировало это ощущение «славности Отечества», показывая фильмы о выдающихся событиях и людях как советского периода, так и ретроспективы, демонстрирующие нам мощь и славу досоветской, царской России. А обилие фильмов о Великой Отечественной, та же киноэпопея «Освобождение», например, и шедевры «Нахимов», «Ушаков», «Суворов», «Кутузов». Они очень наглядно показывали преемственность и неразрывность этой традиции славы Отечества, существенно подмачивая партийную ахинею о временах «проклятого царизма». И преемственность эта была не только киношная, как бы сейчас сказали, виртуальная. Я знал из рассказанной полушепотом родными генеалогии, что мои прадеды были царскими офицерами и инженерами. И видел, что отец и тогда еще живые мои деды также были офицерами и инженерами. Пусть и по-советски, но они продолжали эту традицию, и, тем самым, сохраняли «связь времён».

А кто из мальчишек, посмотрев эйзенштейновского «Александра Невского», не играл в русских витязей, громящих псов-рыцарей?

Набор солдатиков

И красный пластмассовый «святорусский богатырский набор», который мне обещал привезти отец из московской командировки, я, наверное, ждал как никакую другую игрушку.

Предмет мечтаний

Время шло, «толстомордое и беззаботное детство» плавно начинало перетекать в свой новый, школьный период. Помню, как невероятно гордый и взрослый я первый раз шел с тоненькой папкой на подготовительные, тогда для шестилеток, занятия в 4-ю школу, в которой мне предстояло получить азы школьных знаний с 1 по 3-й классы. Школа тогда поразила меня своей огромностью, солидностью, такими кондовыми, массивными партами, которых сейчас, наверное, уже и не встретить. Густо покрашенные в несколько культурных слоев, со скошенным, под углом столом и откидывающейся крышкой, куда удобно было сваливать всякую учебную, и не только учебную, всячину.

Ну а первое «Первое сентября» стало поистине именинами сердца. Правда, оно омрачилось одним курьезным случаем. Итак, 1-е сентября. 1973 год. Первый раз в первый класс. Стою с праздничным настроением и букетом больших, пушистых хризантем. Глазею на происходящее и всеми фибрами наивной детской души впитываю атмосферу школьного праздника. И тут вдруг с ужасом замечаю, что стоящий рядом со мной мальчик начинает методично … есть мой букет. Эдак шустро откусывает и быстренько жуёт белое великолепие моего букета. Пока я отходил от шока, а у меня как-то ни до того, ни после никто букетов не ел, даже ослики в зоопарке, сей достойный молодой муж, оказавшийся впоследствии моим одноклассником Мишей П., сжевал примерно половину цветков из моего букета. Выкинуть остаток мне было невдомек: как-никак все с цветами. Но и нажить врага, подарив этот огрызок десятикласснице, у меня ума хватило. Бедный, скромный (и добрый! помню его, как сейчас) десятиклассник завел меня в школу и, надеюсь, выкинул в ближайшую урну этот кошмар, бывший совсем недавно приличным осенним букетом… А Миша, как я понял потом, оказался вполне вменяемым и свойским парнем. Но для меня до сих пор загадка, что на него тогда нашло? Неужели авитаминоз?

Школа встретила нас ощущением праздника и навалившейся на нас взрослости. Шутка ли – первоклассник! И, конечно же, в жизни бывшего дошколёнка появилась очень важная, доселе отсутствовавшая, фигура. Светлана Петровна Клембек. Моя первая учительница и одна из самых светлых, но трагичных страниц в летописи 4-й школы. Дав нам старт из детства в школьную жизнь, она оставила самые приятные воспоминания и впечатления, которые только обострила её внезапная болезнь и скоротечная кончина. Она сделала сиротами не только двух родных дочерей Светланы Петровны, но и целый класс её учеников… Я достаточно долго после этого никого не мог воспринимать как свою учительницу. Много лет хранил вырезку из местной газеты с известием о смерти Светланы Петровны и соболезнованиями её супругу и родным. Вечная память.

Но Светлана Петровна успела оставить во мне хороший задел знаний и учебных навыков. Тем более что учеником я был хлопотным. Не успев попасть в школу, я, будучи домашним, недетсадовским ребенком, принялся регулярно и помногу болеть. Пришлось оформлять «школу на дому», а Светлане Петровне приходить к нам домой с «ревизией» — проверять сделанные уроки и объяснять что-то из вновь пройденного. Помню, что я так старался всё сделать «на ять», чтобы не огорчать учительницу и ни в коем случае не отстать. И сначала она решила: за меня, жалея, все уроки делает мать. И попросила что-то там написать при ней. Но увидев мой честный трудовой пот и тождество почерков, я был Светланой Петровной «амнистирован», и далее всё вошло в нормальное рабочее русло.

Незаметно прошли три года, когда я учился в 4-й школе, до переезда на новую квартиру. На новом место тоже было много всякого. И грустного, и веселого, и праздничного, и будничного. Только память о тех временах оказалась сильна и через десятилетия. С праздником, мои одноклассники! Ведь одноклассник, как оказалось, титул пожизненный.