Зачем Каин Авеля убил?.. (Рассказ о сщмч. Онуфрии (Гагалюке)

1 июня 2018 г. – 80-летие со дня мученической кончины священномученика Онуфрия, епископа Cтарооскольского, архиепископа Курского

Когда человечество позволяет себе беззакония, тогда-то наиболее заботится оправдать себя пред глазами людей; тогда наиболее лицемерствует; тогда с бесстыдством и дерзостью начинает провозглашать о своем совершенстве и добродетели.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Студент исторического факультета N-ского университета Антон Говоров совершенно случайно записался на курс по выбору «Русская Православная Церковь в первой половине XX века». В принципе особенно-то и выбора не было. Антон затянул с решением, и иные курсы «расхватали» более активные сотоварищи. Так что, тяжело вздохнув, он неохотно пошел на первое занятие.

К Православию и Русской Церкви Антон Говоров относился неплохо, и к рассуждениям некоторых сокурсников, сводивших все и вся к «толстым попам на мерседесах», относился с иронией. Впрочем, в храм он забегал редко – так, поставить свечечку перед экзаменами… Детально заниматься историей РПЦ Говоров не планировал, его больше привлекала эпоха Николая Первого и Александра Второго.

В аудиторию Говоров попал уже после звонка. Доцент Михаил Михайлович Никифоров только что начал объяснять условия аттестации по курсу. Слушал его Антон невнимательно и только в конце речи насторожился. Оказывается, зачет доцент собирался принимать не по вопросам, которые надо было выучить, но по исследовательским работам, выполненных самими студентами. Темы предполагалось избрать по желанию из предлагаемого списка.

С темами Говоров опять разобрался позже всех. Друзья определились быстро. И осталась лишь одна – «Репрессии против духовенства Курской области в 30-х гг. XX в. Священномученик Онуфрий (Гагалюк)». Задача показалась студенту весьма неудачной, ибо гораздо проще что-то написать на более общие темы. И материал найти проще, и защищать легче.

Об архиепископе Курском Онуфрии Говоров ничего не знал и после окончания занятия попросил доцента помочь разобраться. К немалому удивлению будущего историка, Никифоров отнесся вполне благожелательно к намерению студента и даже повел его на кафедру и с некоторой торжественностью вручил старую флэшку со словами:

– Поверьте, Антон Николаевич, вас ждут добрые открытия. Вы познакомитесь с действительно выдающимся человеком, и не только святым, но и сильной личностью! Да и к тому же до пострига его тоже звали Антонием. Здесь, на накопителе есть и выписки из его обвинительного дела, и материалы к биографии. А творения святителя найдете в нашей библиотеке. И житие священномученика рекомендую изучить, и труды архимандрита Дамаскина (Орловского), пожалуйста, не пропустите. Сам собирался написать статью, да вот все суета преподавательская отвлекает. Так что дерзайте!

Антон Говоров, поблагодарив доцента, отправился домой, где флэшка Никифорова отправилась в верхний ящичек компьютерного стола. И о ней студент изрядно подзабыл.

О задании Говоров вспомнил лишь через неделю, лишь после второй лекции Никифорова. Вечером, устроившись за компьютером, студент открыл флэшку и стал вчитываться в Дело N 266 «По обвинению Гагалюка Антона Максимовича, Красновского Ипполита Николаевича и др. всего в числе 6 человек по ст. 58 пп. 10 и 11 УК РСФСР».

Сразу же Говорова поразил язык записей. Похоже, что следователь или его помощник использовали свой казенно-административный стиль. Ну, не могли же, в самом деле, люди без образования, архиепископ, священники и тот, кто обучался в дореволюционной гимназии, говорить почти одинаково, используя исключительно советские обороты речи!

Чем дальше Антон читал, тем ему виделось все четче и четче, что следователя совершенно не интересовала реальная виновность человека. Работник НКВД стягивает вокруг обвиняемого и свидетелей паутину, как паук вокруг жертвы. И товарищу из «органов» уж очень хочется переквалифицировать варианты обвинения на более тяжкие, хотя бы на те же, что проходят по ст. 58. п. 2, предполагающие расстрел.

В интернете Говоров срочно нашел УК РСФСР и отметил: «58-10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. 58-2 – 58-9), а равно распространение или изготовление, или хранение литературы того же содержания влекут за собой – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.

Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении: наказание аналогично статье 58-2.

58-11. Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе контрреволюционных преступлений, приравнивается к совершению таковых и преследуется уголовным кодексом по соответствующим статьям».

Антон наморщил лоб, ему явно бы не хотелось попасть в те годы. При таком содержании статьи практически любой гражданин мог попасть в «места не столь отдаленные» или оказаться казненным по любому надуманному поводу. Ведь под то же «ослабление Советской власти» можно подвести что угодно.

И еще у Говорова возникла параллель с Древним Римом. Он припомнил, что на лекциях по поздней Античности им говорили о том, что первых христиан преследовали изначально не за религиозные убеждения, но как обычных преступников. Долгом каждого римского гражданина считалось принесение жертв перед языческой статуей обожествленного императора, чтобы тем самым подтвердить свою благонамеренность, а еще и запрещались тайные собрания. Христиане отказывались от поклонения идолам и к Божественной литургии не допускали чужих, то есть автоматически попадали в разряд государственных и уголовных преступников.

Древний Рим был достаточно религиозно терпим, а Советская Россия культивировала атеизм с преследованием верующих, но сошлись они в одном – христиан притесняли за уголовные «преступления». Причем все это проводилось под маской спасения общества от «тлетворного» влияния последователей Господа Иисуса Христа.

Говоров случайно, не желая этого сам, натолкнулся на высказывание раскаявшегося террориста. Лев Александрович Тихомиров, знавший революционеров конца XIX века не понаслышке, ибо сам принадлежал к их кругу долгое время, некогда записал: «Нравственные понятия совершенно связывали им руки. А между тем почему же нельзя убить, ограбить, обмануть? Почему нельзя насильно навязать народу ту или иную судьбу? Конечно, утилитарная нравственность, единственная, которую могли признавать они, говорила, что убийство, нарушение чужого права, обман и т. п. – недозволительны, потому что они вредны для общества. Как общее правило, это было ясно. Но в отношении революционеров, спасителей общества, передовой его части, носителей разума человечества? Ведь они осуществляли революцию, то есть величайшее благо, а величайшее благо, величайшая степень пользы выражает в себе и величайшую степень нравственности. Стало быть, если для такой цели потребуется кого-нибудь убить – это полезно, то есть и нравственно, дозволительно или даже обязательно».

«Вот они – истоки репрессий. Общество приучалось к террору. А от террориста до палача – всего один шаг», – подумал студент.

Обвинительное заключение по делу N 226 совершенно потрясло Антона Говорова: «Материалами предварительного расследования установлено, что к. р. дея-ть группы направлялась по линии:

а) усиление фашистск. пропаганды

б) распространение пораженческой ситуации

в) усиление и укрепление кадров «ИПЦ»

г) распространен. среди населения провокационных слухов о неизбежной гибели Соввласти.

Участники к/р группы, используя религиоз. предрассудки верующих, совершали нелегальные постриги в монашество, наряду с этим проводили к/р пораженческую агитацию и фашистскую пропаганду за отторжение Украины в пользу Германии…»*

Обвинительное заключение в этих строках совершенно не соответствовало даже материалам дела. Следствие, руководствуясь только «политическим моментом», решило пристегнуть «церковников» к фашизму с его расовой нетерпимостью и антисемитизмом.

Владыку Онуфрия еще при жизни православные христиане почитали святым человеком и в Харькове, и в Старом Осколе, и в Курске. Антон это обнаружил и в воспоминаниях людей, и в том же следственном деле. Святым же чуждо разделение народов «на эллинов и иудеев». Где же следователь нашел фашизм у архиепископа Онуфрия? В опровержении псевдонаучной теории Чарльза Дарвина? В проповеди о духовном сопротивлении неверию? В помощи нуждающимся, отбывшим сроки заключения и ссылки священнослужителям едой, одеждой и деньгами? В наставлениях о преодолении грехов? В защите от поругания святынь? Где здесь борьба с Советской властью?

Антону ненамеренно представился облик следователя: узколобый товарищ, волосы, щедро усыпанные перхотью, с едким прищуром в глазах, отутюженная форма, цигарка в зубах. И сами губы, кривящиеся в ехидной усмешке: «Кто к нам, попадет, тот от нас не уйдет. Тебе, поп, дорога вера, а мне – карьера!» Сознание студента как будто что-то обожгло изнутри: «Так это же Каин! Осовремененный, цивилизовавшийся, но Каин!»

Звонок мобильника раздался не вовремя – приятель с биологического Ларька Теплов решил пообщаться.

– Привет, Тоха! Ты куда это испарился? Сегодня тебя и не слышно, и не видно.

– Да не исчезал я. Работу по спецкурсу делаю. Интересно, между прочим.

– Я тебя знаю, друг мой. Как засядешь за чем-либо, так и не оторвешь тебя клещами от компа.

– Ларька, я ведь с жизнью замечательного человека познакомился. Святого. Читаю его дело из архива НКВД и удивляюсь личности, поражаюсь тем обвинениям, которые предъявили. Следователь откровенно старается подвести архиепископа Курского Онуфрия под расстрельную статью. И за что? За критику Дарвина, за обычное исполнение своих обязанностей! Это ведь признавалось чуть ли не прямой агитацией против коммунистического строя. Кроме того, преступлением объявлено то, что к храму тянулись мальчишки-школьники. Это, с точки зрения сотрудника НКВД, оказывается, давало тягу к воровству и мешало контролю педагогов над детьми. Хорошо, что хоть архиепископу Онуфрию не приписали развал советской системы образования. А еще у владыки нашли выписки из дореволюционных книг. И пустили по разряду антисоветской пропаганды. Например, изречение некоего Александра Андреевича Тихомирова: «Главная причина всех современных неурядиц заключается в том, что врагам Христа не дают должного отпора, и они почти невозбранно среди нас самих, христиан, воюют против того, что мы должны были бы считать неприкосновенной святыней».

– Стоп, брат! Александр Андреевич Тихомиров – это не некий! Между прочим, два высших образования имел: юридическое и естественнонаучное. А еще он – ученый с мировым именем, бывший ректор Московского университета, доктор зоологии, создатель русского шелководства. И, кстати, яростный противник дарвинизма и упорный защитник Православия. Я курсач по нему делал. Серьезный исследователь, не то что философствовавший Чарльз Дарвин.

– Вот спасибо, Ларя! Многое разъяснил. Только извини, давай потом договорим, мысль боюсь упустить. И работа станет. Будь!

После звонка друга Антон вновь вернулся к чтению выписок из дела.

Углубляясь в текст, Говоров выяснил, что, несмотря на интенсивные допросы и откровенные лжесвидетельства, архиепископ Онуфрий (Гагалюк) ни одного из выдвинутых обвинений не признал. Владыка, подобно первым христианам, отвечал честно, искренне, но не сдавался перед напором следователя:

– Вы говорили в одной из своих проповедей, в частности, в ноябре 1934 года, следующее: «Великомученик Димитрий не устрашился царя и сказал ему в свое время правду в глаза. Мы так же, как бы нам ни пришлось страдать, должны быть тверды».

– Да. Говорил.

– Признаете ли себя виновным в том, что вы в своих проповедях по существу призывали верующих к борьбе с советской властью?

– Нет. В своих проповедях призыва верующим к борьбе с советской властью я не высказывал и виновным себя в этом не признаю…

– Следствию известно о том, что вы в своих проповедях внушали гражданам недоверие к научным данным по вопросу происхождения человека. Что вы можете об этом сказать?

– В проповедях я приводил сравнение – параллель между христианским учением о происхождении человека и учением дарвинизма и говорил, что для христианина учение Дарвина о происхождении человека неприемлемо.

– Признаете ли себя виновным в том, что вы в своих проповедях научные данные о происхождении человека стремились дискредитировать?

– Нет. Виновным себя в этом я не признаю. Я касался только учения Дарвина, а вообще научные данные о происхождении человека я не отрицал…

– Следствию известно, что вы в целях развития контрреволюционной деятельности концентрировали, пользуясь положением областного архиерея, вокруг себя и на территории области реакционные элементы из монашествующих и репрессированного духовенства. Признаете ли себя в этом виновным?

– Виновным себя в этом не признаю, так как я концентрации вокруг себя и на территории области монашествующих и репрессированного духовенства не проводил. Но духовенству из репрессированных за контрреволюционную деятельность, наравне с другими, то есть нерепрессированными, по мере их ко мне обращений я помогал как выдачей денежных средств, так и предоставлением по мере возможностей мест при церквях.

И еще студента заинтриговал один момент: почему следователя так волнует использование слова «безбожие»? Владыка ведь категорически отверг применение этого слова, но признал употребление термина «неверие» в беседах и проповедях. Впрочем, здесь Говоров припомнил лекции доцента: «Кружки «Юных воинствующих безбожников» к началу 30-х гг. распространились по всей стране, и они поддерживались властью. Были такие кружки и в Курске, и в Воронеже, и в Орле. После 1929 года «Союз воинствующих безбожников» (СВБ) развертывает свою деятельность не только внутри СССР, но и на международном уровне. Эта полуофициальная «добровольная» организация становится важным элементом советской пропагандистской машины. СВБ сотрудничал и с Интернационалом пролетарских свободомыслящих (ИПС), имеющим свои отделения в Германии и Австрии».

Откинувшись на спинку кресла, Антон подумал: «Извращенную логику следствия теперь можно распознать спокойно: раз архиепископ проповедует против безбожия, то он выступает против советского СВБ и, соответственно, против ИПС, который подвергся удару в нацистской Германии. Вот так и находятся улики в пользу фашистской пропаганды! А пример исполнения долга, который подает архиепископ Онуфрий, зовет детей и молодежь в храмы. С точки зрения НКВД – налицо «ослабление советского строя».

Каины не терпят Авелей не только из-за зависти своей, но и потому, что не понимают мотивов поступков. Первый Каин Господу жертву отдал плохенькую, по принципу: «Тебе, Боже, что нам не гоже!» Отделался, так сказать. Спешил себя, любимого, не обидеть. И изумился, зачем Авель-то лучшее жертвует?! В этом есть какой-то скрытый смысл, скрытое лицемерие! Ничего другого и быть не должно. Так наверняка размышлял Каин. Так и полагают все Каины до сих пор».

Далее в голову студента пришли мысли: «Я, конечно, не разбираюсь в богословии, но мне мнится, что Каинам не понять доброты и святости. Как ни крути, но святой отдает людям и Богу всего самого себя без остатка. Каины мало и неохотно дают, но забирают все чрезмерно. Они приписывают свои помыслы другим, но поступать, как Авели, не могут. Что там писал священномученик Онуфрий? Читаем в «Творениях»: «Вы всюду кричите, что духовенство православное не на высоком положении: оно, мол, жадно, в массе своей погрязло в пьянстве, некультурно внешне… Пусть будет даже так, хотя это неправда. Но скажите, учит ли вас православное духовенство чему-либо дурному, или сомнительному, или ложному? Нет, оно всегда предлагает вам чистое, светлое, правильное Христово учение, выше и совершеннее коего нигде не найдете, ни в философских учениях, ни в других религиях. Свежая, здоровая, чистая вода не сделается негодною, если ее подадут в деревянном ковше, а не в серебряном кувшине… По вашему суждению, хулители православного духовенства, у нас много недостатков! Избегайте сами этих недостатков. А тому, что мы вам предлагаем – следуйте. И на душе у вас будет покойно».

Говорова мгновенно осенило. Он резко поднялся, достал с полки книгу архимандрита Дамаскина (Орловского): «Вот оно! Случай, описанный братом святителя Онуфрия Андреем Гагалюком! Эпизод еще из жизни владыки в Харькове!»

Антон перехватил книгу половчее и вслух прочел: «Ехали вместе в храм, где епископ должен был совершать богослужение. Когда подъехали, то у храма уже собралось множество людей, которые сразу же окружили епископа, чтобы взять у него благословение. В это время, расталкивая толпу, с криком: «Владыка! Владыка!» – к нему приблизился молодой человек, по внешности – еврей. Подойдя к епископу, он упал на колени, стал обнимать его ноги, плакал навзрыд и о чем-то благодарил. Владыка стал его успокаивать.

Народ смотрел, ничего не понимая. И вдруг молодой человек обратился к народу с речью и, указывая на епископа, волнуясь и захлебываясь в слезах, сказал: «Вы знаете, кто это такой?! Это не простой человек! Он – ангел! Он – святой! Меня, паршивого еврея, когда я сидел с ним в тюрьме и голодал, он кормил своей пищей, поместил около себя и не давал в обиду арестантам, которые пытались избить меня. Когда было холодно и я замерзал, владыка брал меня к себе и укрывал своей шубой. И мы, я, жалкий еврей, и он – епископ, лежали вместе на холодном полу, под одной шубой, как братья. Вы понимаете, что это такое?!»

Как ни старался епископ Онуфрий пройти в храм, ему это долго не удавалось: люди стояли стеной и слушали речь молодого человека.

А когда он кончил, они еще теснее сплотились вокруг епископа, благодаря его за милосердие, проявленное им к несчастному узнику. С просветленными лицами все вошли в храм. Вошел туда и еврей, который простоял богослужение до конца».

Мог ли новый Каин – следователь понять такой поступок святителя Онуфрия и оценить его искренность?! Нет, конечно же! И поэтому не надо поражаться тому, что неправедным следствием и неправым судом владыку Онуфрия отстранили от паствы и арестовали.

9 декабря 1935 года был оглашен окончательный вердикт: архиепископ Онуфрий, игумен Мартиниан (Феоктистов), протоиерей Ипполит Красновский, священник Виктор Каракулин были приговорены к десяти годам содержания в исправительно-трудовом лагере, диакон Василий Гнездилов – к семи годам, псаломщик Александр Вязьмин – к пяти годам заключения…

Говоров невольно задумался: «А ведь советские следователи и судьи, рассматривая «преступления» архиерея и его товарищей по несчастью, скорее себя почитали преступниками, чем их. Каинам это свойственно. И они спешат заглушить остатки ропщущей совести в душах своих. Даже слухи об исцелении больных святым Онуфрием или же рассказы о том, что один из священников изгонял бесов из бесноватых, советский следователь счел отягчающим обстоятельством – мол, так контрреволюционеры зарабатывали себе авторитет у верующих. Истина и совесть ведь не предусмотрены природой, и Дарвином тоже. Лишь голые инстинкты и «борьба за существование» с пожиранием слабых. Доброта, честность и жертвенность у Каинов прописаны по ранжиру слабости.

Все эти репрессии в Советском Союзе проходили не просто так. Из народа убирались все те люди, которые не принимали новейшее каинитство. Нацию решили переформатировать, а для этого убирали точки опоры ее…

1 июня 1938 года в дальневосточном городе Благовещенске владыку Онуфрия расстреляли…

Я теперь понял, зачем Каин Авеля убил».

Студент подошел к окну. На стекле застыли капли дождя. Снаружи на подоконнике болталась брошенная старая паутинка. Ее тормошил и выворачивал ветер, но, видимо, паук постарался на славу – серая сеть, казалось, прикипела накрепко к своему месту. Но дождь усилился, и паутина оторвалась, сползла вниз, смытая водой.

Антон Говоров неумело перекрестился и тихо сказал сам себе: «Надо идти в храм. Обязательно. Для чего? Чтобы самому не превратиться в подобие Каина».

Александр Гончаров (Старый Оскол)