"Блаженные". Тимофей Крючков

Память приобрела свойство кармана в старом плаще - отрадно найти в нем давно потерянную сторублёвку. И радость не омрачается тем, что купюра лет пятнадцать как вышла из употребления. Главное, что она не пропала, пусть и бесполезна теперь. С воспоминаниями всё так же - они бесполезны и не назидательны, хотя... продлевают жизнь. Может, кто-то из москвичей вспомнит то, что раньше называлось «Зона отдыха Сокольнического района». Мы туда еще на «пятьсот шестнадцатом» добирались – три или четыре остановки от Москвы по Щелковскому шоссе. А после – вправо, по асфальтовой дорожке, все вглубь соснового леса - к озеру, оборудованному всяким таким для пляжного отдыха - ну там, кабинки для переодевания, мусорные бачки, питьевые фонтанчики, качели-карусели. Еще щиты с наглядной агитацией.

Был осенний, очень холодный серый день. Озеро приобретало странную, я бы даже сказал, мистическую привлекательность своей пустынностью, сопряженной с тайнами, совершенно неуместными в дни, когда там многолюдно. Теперь это было мое место. Казалось, никто и не знал о нем. Дул сильный ветер. Пахло водой. Внимание мое привлекли отглолски шума, донесившегося со стороны детской площадки. Сам не зная зачем, я приблизился, и волосы на голове зашевелились. На незатейливых детских аттракционах резвились человек двадцать стариков. Вернее, я не сразу смог объяснить себе, что происходило и кто эти люди. Качеляи летали с огромной амплитудой - лицом к лицу, переплетя ноги, на них сидели старик со старухой. Старуха громко пронзительно гикала в такт движению атракциона: «Иии-эээх! Ииии-эээх!» Старик сохранял отрешенную сосредоточенность, и всем своим видом выражал, что солидность ситуации держится на нем –спокойном, уверенном в себе мужчине, хозяине положения. На качелях поменьше с тупым упорством пытался раскачаться дед в темно-синем совковом стариковском плаще и черной, сбившейся от усердия на затылок фетровой шляпе. Ветер раздувал на два клина его длинную седую бороду.

На каруселях с остервенением и визгами на бешеной скорости кружились старушки. Те, кому не хватило места , помогали ее раскручивать. На лицах "пассажиров" было счастье. Рожицы помогавших крутить сияли неестественной добротой. Поодаль несколько таких же блаженных сосредоточенных пар в невзрачной одежде степенно прогуливались, не обращали никакого внимания на этот незатейливый шабаш, что придавало происходившему зловещую обыденность, заставлявшую задуматься: а не в бреду ли я.

Зрелище было настолько жуткое и захватывающее, что глаза отказывались верить, а разум давать увиденному объяснения. Я стоял в оцепенении. Все это длилось, должно быть, с полчаса. «Семейная пара» все так же с уханием раскачивалась, одинокий белобородый старик разогнал качели, по-мальчишески ловко группируясь и наклоняясь вперед, когда они достигали высшей точки. Он довольно улыбался сквозь бороду. "Смотрите, как надо!" - крикнул он старикам, качавшимся рядом.

К группе подбежала низенькая женщина в такой же стариковской одежде и взрослым, но по-детски манерным гнусавым голоском проблеела: «На обееед! Обед!», и попыталась остановить качели: ловко зависла на поручах и с той же детской назидательностью уже персонально прогнусавила еще раз: "Обееееед!" Люди мгновенно покинули детскую площадку и выстроились парами. С минуту они хором кричали куда-то в лес: "Лёёёшааа!", нетерпеливо переминаясь. Но не дождавшись Лёши, моложаво удалились в сторону от основных путей. Еще минуту спустя из кустов вынырнул старик и, прихрамывая, на прямой негнущейся ноге помчался догонять исчезнувшую за поворотом колонну.

Некоторое время погодя в голову пришла успокоительная мысль: это была, всего-навсего, прогулка интерната для умалишенных. Подмосковные дворянские усадьбы часто использовались под такие заведения. Видимо его руководство решило, что в пасмурный осенний день безобидные постояльцы никому не помешают. Не убудет же ни у кого, если несчастные безумцы предадутся ненадолго своим невинным забавам.

Больше никогда не ездил я туда. Казалось, что совершу что-то вроде осквернения. Я и теперь боюсь туда ехать. У этого места есть другой хозяин, владеющий им по праву более древнему и основательному, чем моё . Я не берусь с ним соперничать.