У каждого из нас в жизни есть свои истории – грустные и весёлые, светлые и тёмные, но чаще всего то и другое вместе, ведь жизнь – не чёрно-белая картинка, главное в ней рисуют полутона и оттенки. Именно они и создают фон воспоминаний.
Одной из таких историй хочу поделиться в эту переходную пору, когда уходящая осень не спеша отдаёт свои права наступающей зиме. Было это лет двадцать назад, в ту наивную и весёлую студенческую эпоху, когда легко получается знакомиться с людьми, когда не ждешь подвоха и смотришь на мир просто, деля его на «наших» и «не наших», или хотя бы тех, кто «не против нас».
Уже тогда я пробовал писать рассказы, в том числе – про своих друзей, какими их видел, записывал что-то вроде баек из жизни. Как-то раз сочинил рассказ про Лёню и Олега, и то, как они чинили старый Олегов «Порш» в гараже на Бородинской, попивая пиво после работы в гараже. Ничего особенного в той истории не было, кроме, пожалуй, нескольких верно подмеченных бытовых деталей. Распечатав текст на принтере, я встретился с Лёней на Балтийском вокзале (на Болтах, как тогда говорили), и мы, сев в электричку, двинулись на чей-то ДР. Ехали достаточно долго и успели порядком наговориться. Лёнька, не спеша, читал мой рассказ, улыбаясь и узнавая себя на его страницах, я смотрел в окно и по сторонам. В вагоне было непривычно просторно – дачники в такую погоду за город уже не ездят, а до новогодних каникул было ещё далеко. Случилась та поездка в ноябре – аккурат ко дню рождения нашего общего знакомого.
Наконец Лёня дочитал и в свою очередь поведал мне историю о том, чем он занимается в своей «музыкалке» – на ту пору он заканчивал учёбу по классу скрипки и выступал с оркестром в Петербургской консерватории. Было забавно слушать пересказ классической истории про какую-то там Перю, которую полюбил Ахмет и поплатился за это жизнью. В Лёнькином изложении история любви иранского принца окрасилась колоритом жаргона питерских подворотен, весёлых междометий и не матерных, но ярких фразочек и словечек. Словом, доехали мы, не скучая, несмотря на то, что за окном уже падал лёгкий первый снег, было зябко и, как всегда в наших краях, рано стемнело.
По дороге вспомнилось мне и то, как Лёнька блистательно исполнял что-то из Грига и времён года Вивальди на скрипке, когда мы с ребятами сбежали с пары в Универе и, выпив пивка, стояли слегка под шафе в его подъезде и слушали, слушали… А умел Лёня в те молодые годы на скрипке и гитаре играть многое – и классику, и «Туман» группы «Сектор Газа», и кое-что из «КиШа». Но, впрочем, об этом как-нибудь в другой раз. А сейчас мы ехали в темень, за добрую сотню вёрст от города, на маленький дачный полустанок, где нас должны были встречать Крендель с Максом. Для короткой характеристики первого, коренного петербуржца будет достаточно фразы – «за Обводным каналом для меня Питера нет». Макс же тогда мечтал попасть служить в ВДВ, и готовился к работе в стройотряде где-то под Воркутой на железке. Компания у нас была та ещё, но все мы были молоды, бодры и надеялись каждый по-своему проявить себя в жизни.
По прибытии нас ждал интересный сюрприз – никто меня и Лёню не встретил, что в те времена было большой проблемой. Где именно находится дача, мы не знали, спросить оказалось некого, а мобильники только-только появлялись, и о встрече мы договаривались заранее. Поэтому решили не идти в ночную неизвестность, а подождать Макса, который обещал нас встретить на станции. И вот, когда мы остались одни, к нам подошел выскочивший из последнего вагона той же электрички парень, лет так двадцати пяти.
Оказалось, что и он приехал на дачу к друзьям отдохнуть, а, дабы не заскучать, решил переждать время в нашей компании. Лёнька достал гитару, и мы расположились прямо у перрона на какой-то станционной лавочке. Парень оказался ментом (опером питерского районного УВД) с удостоверением и даже, помнится, со служебным табельным ПМ. Что не помешало ему с нами конкретно выпить, да ещё и спеть с десяток-другой старых дворовых песен, звучавших тогда из каждой подворотни на Васильевском.
Начали мы, помнится, с «Никто не услышит». Пели искренне – так, как водилось у нас, да и просто была наша жизнь в этой песне, молодость, бодрость и чумовая эпоха девяностых в каждом слове… Потом были «Пора домой», «Последний герой», спели любимую «Просвистела», может быть, и «Осень» тоже. Просто по ходу погружения в мир песен выпили мы порядочно, а потом ещё подошли с бутылкой водки друзья того опера. Какие-то моменты я видел уже смутно, «луна появилась и лезла настырно всё выше», звёзды качались над головой, а может просто качалась моя изрядно захмелевшая голова, но было хорошо, легко и радостно от этой нежданной-негаданной встречи на полустанке… Забавно, наверное, мы со стороны смотрелись – худенький тогда Лёня в красном пуховике с гитарой, я в «зенитовском» фанатском шарфе и молодой оперативник в штатском, певшие во всё горло «Никто не услышит»...
Так что с полустанка, когда нас наконец-то встретил Макс (помнится, он тоже успел выпить с опером), мы шли далеко не твёрдой походкой. Хорошо, что дорога была большей частью прямой – ровно до посёлка, а до дома от поворота с главной тропы оставалось совсем мало, но этот путь мы одолели с большим трудом. Шли мы с Максом «домиком», шатаясь и подпирая друг-друга, как падающие деревенские столбы освещения. Как добрался на дачу Лёня, я и по сей день не знаю, но прибыли мы на место в разное время. Скрипачи тоже порой умеют выпить, когда бывает нужно...
Крендель, понятное дело, нашему приходу не очень обрадовался – он-то планировал праздновать с нами день рождения, но это было уже не реально. Мы рухнули, кто куда, и выключились до утра, которое логично оказалось похмельным. Помню, как противно стучали на холоде зубы в ожидании обратной электрички на станции. Сильно мутило, мысль о водке казалась безумием, хотелось только одного – вернуться домой, в тепло, принять ванную и обрести трезвое состояние надолго, если не навсегда. Согревала мысль, что закончилось всё без серьезных последствий и никого на ночной дороге мы пьяные не встретили.
Что же значимого в этой истории осталось спустя десятилетия, спросишь ты, читатель? Наверное, спокойная беззаботность и свобода той ночи на полустанке с нежданно-негаданно встреченными «попутчиками». Жаль, я так и не спросил, как звали опера, выпил он немало, но, как и полагается сотруднику органов, держался крепко. А ещё он, когда мы пели «Чайф» и «ДДТ», честно сказал: «Вспомнил с вами, ребята, свою молодость». Ни его, ни нас не разделяло будущее противостояние на «Манежке» (где были в том числе наши знакомые), ни «сытые нулевые и десятые», ни «кровавые двадцатые», как быть может назовут нашу эпоху завтра.
Просто мы были молодые парни, во многом идеалисты, ещё не отравленные знанием всех подноготных жизни, и того как не легко остаться в ней человеком. И в питерскую милицию тогда часто шли такие же ребята из дворов, хотевшие чтобы в мире было чуть больше порядка, и поменьше беспредела. А сейчас этот беспредел сам часто прикрывается звёздами на погонах. Впрочем, это уже совсем другая история…
Ноябрь 2023г.