КАЗАКИ В СРАЖЕНИЯХ (XVIII век). Валерий Шамбаров

Прусский король Фридрих II спасается бегством от донских казаков. Со старинного рисунка

Прусский король Фридрих Великий в союзе с Англией, Ганновером и еще рядом германских государств развязал войну, впервые охватившую весь Замной шар. Боевые действия развернулись и в Америке, и в Индии, и в Европе. Фридрих бил и Австрийскую империю, и Францию. Армию он создал лучшую до того времени. Главной ударной силой была конница. Прусские тяжелые кирасиры, «черные гусары» опрокидывали кавалерию противников, страшными атаками в сомкнутом строю сминали линии пехоты. Обнаглевший Фридрих принялся задирать и Россию. В 1755 г. Елизавета вмешалась в схватку, направила войска на запад.

Общее руководство казачьими частями было возложено на походного атамана Данилу Ефремова. Немецкий пастор Теге описал их вступление в Пруссию: “Несколько тысяч казаков и калмыков с длинными бородами и суровым взглядом, с невиданным вооружением – луками, стрелами и пиками – проходили по улице. Вид их был страшен и вместе с тем величествен. Они тихо и в порядке прошли город и разместились по деревням, где были им отведены квартиры…” И вдруг оказалось, что «иррегулярные» казаки способны противостоять “непобедимой” коннице Фридриха!

В первом крупном сражении, у Гросс-Егерсдорфа, донской полк Сидора Себрякова атаковал прусских драгун, изобразил отступление и неожиданно рассеялся в стороны, подведя неприятелей под залпы пехоты и батареи. А после этого казаки резко развернулись, ударили с флангов и довершили разгром. Из черных прусских орлов, нашитых на чепраки, потом сделали покров на аналой Черкасского собора. В 1758 г., в кровопролитной битве у Цорндорфа, полк бригадира Федора Красношекова предпринял рейд во вражеский тыл, захватив обозы. Когда общее побоище уже завершилось, перейдя в арьергардные бои, этот же полк заманил в вентерь, под русские пушки, отборную германскую конницу Зейдлица. В 1759 г. еще одна элитная часть Фридриха, “бессмертные” черные гусары Циттена, под Гранау и Гуре потерпели поражение от донского полка Амвросия Луковкина. А в победоносной битве при Кунерсдорфе храбро сражались полки Краснощекова, Луковкина, Андрея Дячкина, Афанасия Попова, 500 чугуевцев [47, 169].

Прусские кавалеристы столкновений с казаками не выдерживали. Пики поражали их прежде, чем они могли достать донцов своими палашами, рушился строй – а потом уже в дело вступали казачьи сабли. (И по опыту этой войны в европейских армиях также стали создаваться легкоконные части, вооруженные пиками – уланы, пикинеры). В сентябре 1760 г. русские отряды взяли Берлин. В их составе в германскую столицу вошли казачьи полки Краснощекова, Дячкина и Туроверова. Здесь они приобрели широкую известность еще одним делом – за беспардонную клевету на Россию выпороли берлинских газетчиков (может, как раз с этого случая казаков так ненавидят средства массовой информации?)

Но в те же годы, когда донцы совершали подвиги на полях сражений, малороссийские полковники через гетмана Разумовского подсуетились, чтобы их на войну не посылали – доказали, что их полки должны охранять границу от татар. А запорожцев правительство побоялось посылать на фронт. Польша согласилась пропускать русских через свою территорию, быть тыловой базой. Но сечевики запросто испортили бы отношения с ней. Их разбой и без того доставлял властям постоянную головную боль. Чтобы наладить контроль над Запорожским Кошем, его в 1756 г. изъяли из ведения Разумовского, подчинили напрямую Сенату. Но Сенату пришлось и отдуваться - вскоре Польша прислала в Петербрг список выловленных гайдамаков, из них 474 значились запорожцами с указаниями, кто из какого куреня.

В Сечь пошли приказы принять меры против разбойников. Но их спускали на тормозах. Потому что многие старшины сами были в доле, посылая подчиненных на грабежи. После понуканий из столицы кошевой Белецкий в 1760 г. все же вывел казаков прочесать степь. Но поймали лишь 40 гайдамаков. Белецкий хотел выдать их правительству. Однако куренные атаманы воспротивились, разобрали их по куреням и после «покаяния» отпустили [173]. Бывало и иначе – крымский хан поднял скандал об угоне 3 тыс. лошадей. Но старшина спрятала концы в воду. Повесила 13 казаков, непосредственных исполнителей, а лошадей взяла в свои личные табуны. Русское командование стало высылать на патрулирование границ отряды регулярной кавалерии и слободских казаков. Это привело к стычкам, были убитые с обеих сторон.

Нарастала и другая причина конфликтов. Когда Сечь вернулась под власть России, земли вокруг нее лежали безлюдными. Но граница сдвинулась на юг, во вчерашнее Дикое Поле стали продвигаться селения полтавских, миргородских, слободских, донецких казаков и крестьян. Никакого размежевания здесь отродясь не проводилось, возникли споры. Запорожцы полагали – чем больше они застолбят для себя, тем лучше. Была пущена в ход фальшивка, “копия с грамоты Стефана Батория”, где король якобы даровал запорожцам огромные владения. Перечислялись те земли, которые во времена Батория принадлежали вовсе не ему, а крымскому хану [42]. От крестьян, поселившихся в мнимых владениях Сечи, запорожцы требовали стать подданными Коша, платить «оброк». Если отказывались, их выгоняли или убивали. А в Петербург для урегулирования скандалов о «гайдамаках» и земельных конфликтов ездили делегации запорожцев. Откровенно наглели, ставили вопрос ребром: “Нужны мы вам или нет?” Разводили руками, что они-то, начальники, верны Царице, но сирому задевать нельзя – если обидится, уйдет к татарам. При Елизавете это сходило с рук, власти шли на уступки.

Но в 1762 г. она скончалась. Корону получил Петр III (Карл-Петр-Ульрих Голштейн-Готторпский). Обожая Фридриха, пожертвовал всеми плодами русских побед. Заключил со своим кумиром союз и даже принял чин прусского генерала. Православие он ненавидел, намечал реформировать Церковь по образцу лютеранской. Гетман Разумовский постарался подольститься к новому Государю. Петр III обсуждал с ним план – послать малороссийских казаков и запорожцев воевать с Данией. Но пренебрежение интересами России возмутило гвардию. 28 июня 1762 г. Петра свергли. В Петербурге в этот момент находился донской войсковой атаман Степан Ефремов со свитой. Они тоже поучаствовали в перевороте. На трон возвели нелюбимую супругу Петра Екатерину II. Ефремова она пожаловала именной саблей, войскового старшину Поздеева, войскового дьяка Янова, есаулов Сулина и Ребрикова - медалями.

Новая Императрица была немкой (имя при рождении - Софья-Фредерика-Августа). Но женщиной она была умной, решительной, трудолюбивой. Обладала способностью угадывать талантливых людей и выдвигала их. Повернула политику в национальное русло. Взялась и наводить порядок в разболтавшемся государстве. В том числе, занялась безобразиями в Малороссии. В 1763 г. Кирилл Разумовский закинул было удочки, чтобы сделать пост гетмана наследственным. Но вместо этого ему «намекнули» - подать в отставку. Гетманство Екатерина упразднила, воссоздала Малороссийскую коллегию. В нее вошли 4 представилеля российской администрации и 4 из местной, а президентом Царица назначила генерала Петра Румянцева, уже прославившегося в битвах Семилетней войны.

Разбираясь в украинских делах, он был ошеломлен. Войсковая старшина, полковники, сотники превратились в подобие польских магнатов. Даже воевали между собой за спорные угодья, вооружив казаков и крестьян. Нещадно обирали подчиненных, впрягали в работы. Казаки обнищали, не могли купить снаряжение, коней и нести службу. Впрочем, о службе давно было забыто. «Справные» казаки занимались личным хозяйством. А бедные батрачили у них. Жалованье за службу загребали сотники, но и с казаками расплачивались по-своему – не посылали их выполнять поставленные задачи. Другие еще и объявляли – в дозоры на границу отправлять не будут, но за это казаки должны отработать в их имениях. Обнаружилось нередкое явление, что казаки продавали подешевке свои участки земли или даже меняли за кружку водки – потому что владение землей являлось оплатой за службу. А без нее они переставали числиться казаками и освобождались от всех обязанностей. Награда Петра за Северную войну, право на винокурение, обернулась бедствием. Всюду гнали самогон, люди спивались. Малороссийское Войско вообще развалилось. Его силами Румянцев не сумел наладить даже перевозку почты. Бедные казаки служить не могли, богатые уклонялись [104].

После докладов Румянцева Екатерина провела реформы. Учредила на юге новую губернию, Новороссийскую. А вместо развалившихся казачьих частей с 1764 г. стали создаваться регулярные. Из переселенцев и служилых Украинской линии было сформировано 5 гусарских полков – Черный, Желтый, Голубой, Сербский и Угорский. На базе Новослободского, Бахмутского, части Миргородского и Полтавского полков создавались четыре пикинерских: Елисаветградский, Днепровский, Донецкий и Луганский. В 1765 г. Сумской, Ахтырский, Острогожский, Харьковский и Изюмский казачьи полки тоже переформировали в гусарские. А на базе ландмилиции организовывались пехотные части.

Но оставалось запорожское «государство в государстве». Сечевики уже привыкли, что все им сходит с рук. В борьбе за «свои» владения в 1762 г. выжгли две слободы под Елисаветградом, разогнали селян. Императрица потребовала расследования и наказания виновных – ей ответили, что “искать не на ком”, поскольку это “сделал весь Кош”. В другой раз кошевой приказал полковнику Деркачу (деркач – веник) “вымести незваную погань” – и он “вымел” поселян с р. Самары. Но в это же время случилась эпидемия чумы. Запорожцы, ссылась на свою «экстерриториальность» не пустили к себе лекарей, не позволили установить санитарные кордоны. Результат был печальным для самих казаков – в Запорожье вымерло 9 тыс. человек [42].

Впрочем, многие разбогатевшие казачьи начальники были не против закрепить собственное положение, сделать наследственным. Но они сами оказывались заложниками запорожских традиций и сиромы. А казачья масса в Сечи за 30 лет мирной жизни менялась не в лучшую сторону. Сюда стекались гультяи, гайдамаки, беглые крепостные и преступники, разорившиеся казаки с Гетманщины. Еще в 1754 г. войсковой писарь Чернявский послал в Военную коллегию предложения упразднить запорожское самоуправление, сделать старшину назначаемой. Но умолял нигде не упоминать его, опасаясь расправы со стороны сиромы.

При Елизавете и Разумовском идея спустилась на тормозах. Но Екатерине аналогичный доклад подал киевский генерал-губернатор Леонтьев, и в 1764 г. последовало решение Императрицы. Кош передавался в подчинение Малороссийской коллегии, получил предписание: выборов больше не проводить. Кошевому Григорию Федорову и прочим старшинам было велено оставаться на своих постах “до указу”. Куда там! Запорожцы забуянили и демонстративно отвергли волю Царицы. Тут же собрали раду, скинули Федорова и избрали кошевым Ивана Калнышевского, активного поборника «вольностей». Он самовольно выехал с делегацией в Петербург. Повез требование переподчинить Сечь коллегии Иностранных дел (как «суверенному» государству!) и признать границы запорожских владений, которые отстаивала старшина.

Румянцев и начальник Украинской линии генерал Штофельн обращались к Екатерине, что за столь дерзкий вызов делегатов надо арестовать, в Сечи навести порядок силой [173]. Государыня от этого воздержалась. В воздухе снова пахло порохом, и бунт запорожцев был совсем некстати. Екатерина изобразила милость, согласилась с избранием Калнышевского, обещала рассмотреть территориальные претензии. Вернувшись в Сечь, делегаты громогласно хвастались, как они пуганули Царицу и правительство! Кстати, ей об этом донесли. Но Екатерина избегала скоропалительных шагов. Она замышляла широкие реформы не только на Украине, но и по всей России. Создала комиссию для подготовки нового законодательного Уложения. При этом Царица не забыла и интересы казаков. В 1767 г. всем Казачьим Войскам, как и городам, купечеству, дворянству, было велено выработать свои наказы, выбрать и прислать в столицу делегатов – обсуждать новые законы. Правда, кампания завершилась ничем. Наказы разных слоев населения слишком противоречили друг другу. А потом стало вообще не до того.

Франция снова организовывала антироссийскую коалицию – из тех же Османской империи, Польши, Швеции. Отношения с турками начали обостряться еще при Елизавете. Поскольку Азов по условиям мира считался демилитаризованным, на Дону в 1749 г. заложили новый опорный пункт, крепость Св. Дмитрия Ростовского (ныне Ростов). А в преддверии столкновения еще и запорожцы затеяли опасную игру. В январе 1767 г. их полковой старшина Савицкий тайно доложил Румянцеву – вернувшись из очередной поездки в Петербург кошевой Калнышевский с войсковым писарем Иваном Глобой говорили о правительстве: “Как видно, нечего надеяться на них”. Обсуждали с полковниками и старшиной: если Императрица не исполнит их требований, надо начать переговоры с султаном. Казакам отдали секретный приказ: готовиться воевать с русскими, а туркам и татарам чтобы обид “под смертною казнию не чинили” [173].

Екатерина и этот донос оставила без последствий, но надзор за Сечью усилили. А в Крыму и в Турции знали о настроениях запорожцев. Зазывали к себе на службу, манили жалованьем втрое больше царского. Посланником от султана прибыл французский эмиссар, перебежчик Тотлебен. В Сечи в это время находились русские офицеры, потребовали выдать его. Калнышевский отказал, позволил посланцу выступить перед казаками и отправил обратно в Крым. Правда, кошевой отказался и от предложений хана и султана, но и переписку с ними не прервал. Очевидно, взвешивал разные варианты, а царское правительство пытался шантажировать, вынуждая к уступкам. Но все же не изменил – хотя может быть, ему просто не позволили обстоятельства. Война началась не так, как ожидалось. Не на юге, а на западе.

Екатерина приняла Православие только в России, но приняла его глубоко, всей душой. На троне видела себя защитницей Православной Церкви, как и предшествующие Цари. А в Польше снова разгулялись гонения на православных. Они оказались вообще «вне закона», им не разрешалось занимать никакие официальные должности, содержать мастерские и другие предприятия, торговать (в отличие от евреев). Уничтожались структуры Церкви, осталась единственная Полоцкая епархия, и епископ прислал жалобу Екатерине со списками храмов, отнятых униатами. Хотя Польша уже совершенно ослабела, королем был русский ставленник Станислав Понятовский, в Варшаве заправлял царский посол Репнин. Императрица вступилась за единоверцев, в 1767 г. потребовала уравнять их в правах с католиками. Сейм пробовал брыкаться, но Репнин откровенно надавил, арестовал четверых депутатов, остальные перепугались и приняли закон о религиозном равноправии.

Однако паны и шляхта возмутились уступками Православию и попранием их «свобод». Собрались в городе Бар, создали конфедерацию, объявили короля и Сейм низложенными. Ватикан поддержал их деньгами, Франция направила в Польшу инструкторов, офицеров и солдат под началом генерала Дюмурье. Екатерина приказала своим войскам выступить на помощь Понятовскому. Тем временем отряды конфедератов принялись повсюду жечь православные храмы. Убивали священников, прихожан. В Мотронинском монастыре жил состарившийся запорожец Максим Железняк. Он был послушником, готовился принять постриг. Услышав об этих зверствах, он покинул обитель. Объявил, будто он посланец России и у него есть грамота Екатерины – бороться за веру, побивать панов и католиков. Вокруг него собралась толпа, провозгласила его гетманом «Правобережного Войска Запорожского». Против него выслали отряд Ивана Гонты – он был сотником «надворного войска» Потоцкого (личных вооруженных слуг). Но он перешел на сторону Железняка.

Повстанцы ворвались в Умань. Перебили там 2 тыс. поляков, католиков и евреев. Паны и шляхта из окрестностей бежали во владения султана. Один из отрядов Железняка погнался за ними, но турки вступили с бой (потеряв 15 человек) и прогнали нарушителей границы. А разгореться восстание не успело. На Правобережье вступили русские войска. Генерал Кречетников услышал про резню в Умани, послал туда подразделение карабинеров. Оно нашло стан мятежников, после короткой стычки разоружило их и арестовало 800 человек. Железняк и некоторые его подчиненные оказались подданными России, их отправили своим властям. Остальных выдали полякам.

Участь двух этих частей повстанцев очень сильно отличалась. Царицу обеспокоило только столкновение с турками, способное спровоцировать войну. Поэтому Железняка и еще нескольких предводителей привезли к границе, на глазах у турок били кнутом, вырвали ноздри, после чего всех пленных (130 человек) отправили на каторгу в Нерчинск. Но уже вскоре, вдогон, Екатерина помиловала их, они были зачислены в Забайкальское Казачье Войско. Поляки казнили всех мятежников самыми зверскими способами – сажали на кол, четвертовали, колесовали. Для Гонты расписали казнь на 13 дней, полосами сдирали кожу, рубили ноги, руки и под конец вырвали сердце. Когда дошло до Румянцева, он сделал строгий выговор Кречетникову за выдачу повстанцев и впредь запретил это делать.

После погромов православных церквей и призывов Железняка крестьяне и казаки уже поднимались по всему Правобережью. Но русских встречали дружелюбно, и их только разоружали. Многие выражали желание служить в царской армии, и их принимали. Из правобережных казаков сформировали «Нововербованный» полк. А Барская конфедерация была чисто панской, народной поддержки не имела. Русские отряды гонялись за скопищами шляхты и легко громили ее. Но возникали другие скопища, их тоже приходилось перехватывать. В Польшу прибыло 9 тыс. донских казаков, и для таких действий они оказались как нельзя кстати.

В этой войне ярко раскрылись таланты бригадира Александра Васильевича Суворова. Он познакомился с казаками еще в прусскую войну в боях под Кольбергом, вполне оценил их боевые качества. Суворов стал первым военачальником, кто соединил традиционную казачью тактику с общеармейской, включил во взаимодействие с другими войсками. Так, у Ландскроны он встретился с главными силами поляков и французов генерала Дюмурье. 4 тыс. неприятелей заняли очень выгодную позицию на холме, прикрытые пушками крепости. У Суворова было 3,5 тыс. пехоты и конницы, и он принял неожиданное решение: атаковать казачьей лавой. Когда редкая цепочка из двух сотен казаков с пиками поскакала вперед, Дюмурье своим глазам не поверил. Даже запретил стрелять, чтобы не спугнуть, и объявил панам, что победа у них в руках: едва казаки появятся на гребне, их сметут прежде, чем они перестроятся. Но они перестроились во мгновение ока, вынеслись на холм уже сомкнутым кулаком и врезались в правый фланг врага, сломав его строй. А тем временем подоспела русская тяжелая конница, ударив по левому… Разгром был полный [92].

Но предосторожности Екатерины избежать войны с Турцией оказались тщетными. Франция отвалила султану колоссальные субсидии, 3 млн. ливров. А предлог нашли первый попавшийся. Разбитый отряд конфедератов ускакал через границу, в турецкий город Балта. Гнавшаяся за ними русская конница тоже влетела в город. Этого оказалось достаточно, Порта объявила войну. Указ о начале боевых действий с турками в декабре 1768 г. доставили и в Запорожскую Сечь. Но… прежние интриги и агитация не прошли бесследно. Среди сиромы царил разброд. Обсуждали, как чудесно можно жить под властью хана и султана.

Казаки забузили. Постановили, что воевать за русских не пойдут. Потребовали вести их на Правобережье, поддержать восстание Железняка и Гонты (и грабить панские усадьбы). Старшина объясняла, что восстания уже нет (оно было погашено полгода назад). Но запорожская масса взбунтовалась против собственного начальства, бросила кордоны в степи, чтобы все-таки идти в поход. Калнышевскому пришлось не только собирать верных ему казаков, но и позвать солдат из соседнего Новосеченского Ретраншемента. С их помощью он усмирил мятеж, казнил заводчиков. А в январе 1769 г. на Украину ринулся хан с 70-тысячной ордой. Запорожских застав в степи из-за бунта не оказалось. Сигналов тревоги не подали. Татары покатились страшными опустошениями. Спешно были подняты кавалерийские и казачьи полки, вынудили крымцев повернуть назад. Но пленных они утащили очень много.

С началом войны, перечеркнувшей прежние договоры, Екатерина повелела укреплять Азов, заново строить Таганрог. В качестве гарнизонов были созданы Азовский и Таганрогский казачьи полки. Они формировались из донских казаков, но канцелярия атамана Ефремова направляла в Азов и Таганрог беглых крестьян или штрафованных, провинившихся казаков. Из Войска Донского они выбывали, обоими полками командовали армейские офицеры [169]. А в составе турецкой армии был полк из некрасовцев, валахов, сербов, болгар. Попав на фронт, он перешел на сторону России. Царское командование объединило его с Нововербованным полком из правобережных казаков и повстанцев, и эти два полка составили новое, Бугское Казачье Войско.

К весне и кошевой Калнышевский восстановил дисциплину в Сечи, мобилизовал запорожцев. Да и Императрица поспособствовала. Для участников боевых действий она назначила очень высокое жалованье, рядовым казакам – по рублю в месяц. Кош выставил 9,5 тыс. казаков. Из них 7,5 тыс. были конными. Отряды возглавили сам Калнышевский (хотя ему было уже под 80), войсковой судья Головатый, полковники Чепига, Ковпак, Нос. Они совершали поиски к Кинбурну, Очакову, Гаджибею (Одессе), расчистив степь от татар [173].

На Днепр вышла флотилия – 2 тыс. запорожцев, 38 лодок (в эту эпоху из называли «дубами» или «байдаками»). На каждой лодке стояла легкая пушка-фальконет. Но другого флота на юге у России еще не было! А турки прислали на Днепр эскадру Хасана-Кызыл-Исарли, 20 больших кораблей с артиллерией, они везли десант из 12 тыс. воинов. В мае они вошли в устье реки и двинулись вверх по течению. Но запорожские лодки под началом Филиппа Сягайло устроили засаду в плавнях. Подпустив врага в упор, первым же выстрелом отбили руль у флагманского корабля, он сел на мель. В ходе сражения турки потеряли еще 3 судна и повернули назад [155].

В следующем, 1770 г., запорожская флотилия под командованием Данилы Третьяка выиграла морской бой у Кинбурна против эскадры из 11 кораблей. А армия Румянцева, в которую входили донские полки, в битвах у Рябой Могилы и Ларги разгромила орду крымского хана. На р. Кагул встретила главные силы турок, 150 тыс. воинов Халил-паши. В это время с Дона прибыл полк Дмитрия Иловайского, укомплектованный молодежью. Когда Халил со свитой выехал на рекогносцировку, молодые донцы, стоявшие на передовых постах, бросились на них. Побили конвой, один даже ухватил за бороду самого пашу, но он вырвался и ускакал. При возвращении казаков Иловайского вся армия по приказу Румянцева встретила их музыкой, барабанным боем и криками “ура”. В разыгравшемся сражении армию Халила разбили наголову.

После этих побед в подданство Екатерины стали проситься ногайцы. Да и в Бахчисарае возникла партия, желавшая перекинуться под покровительство России. Чтобы подтолкнуть татар к такому решению, в 1771 г. на Крым двинулась армия Долгорукова – в ее составе было 7 тыс. донских казаков и большой отряд запорожцев. Штурмом преодолели давно уже запущенный Перкопский вал. Ханскую армию, выдвинувшуюся навстречу, разметали. За одну кампанию овладели городами и крепостями полуострова.

А запорожцам Императрица приказала перебазировать половину флотилии на Дунай. Плаванию придавалась огромное значение. Екатерина назначила особые награды – тысячу рублей экипажу той лодки, которая пойдет первой, 500 руб. экипажу второй, по 300 на остальные. На каждую лодку требовалось взять писаря, чтобы составить описание берегов, глубин, селений. На 19 «байдаках» отправились 988 казаков во главе с полковником Яковом Седловским. По дороге у о.Березань захватили вражеский корабль, возле устья Дуная взяли на абордаж 8 галер с 26 пушками.

Отряд стал ядром формирующейся Дунайской флотилии капитана I ранга Нагаткина. Турки чувствовали себя на Дунае хозяевами, плавали спокойно. Теперь этому пришел конец. Запорожцы захватывали и топили их суда. 11 июля 1771 г. 6 казачьих лодок секунд-майора Белича сделали засаду в камышах у горы Буджак, разгромили конвой из 4 галер и многих мелких судов. Не потеряли ни одного человека, уничтожив свыше тысячи врагов. Такие операции прервали речные коммунткации турок, их крепости были изолированы друг от друга. Это способствовало взятию дунайских твердынь Тульчи, Исакчи, Бабадага, Мачина, запорожский десант овладел городом Гирсово. Командир сечевиков Седловский в этих боях был ранен и вскоре скончался.

В 1772 г. завершилась война с поляками. Вмешались Пруссия и Австрия, потребовали раздела Речи Посполитой. Екатерина была против, но добавить к войне с турками еще и фронты против двух европейских держав Россия не могла. Пришлось согласиться. Наша страна присоединила Восточную Белоруссию, Австрия – Галицию, Пруссия – северо-западные области Польши. Перед армиями трех держав конфедератам осталось только смириться. А Россия смогла высвободившиеся войска перебросить на юг.

Сюда прибыл и Суворов. Он и на Дунае умело использовал казаков, посылал их выманить вентерем турок с укрепленных позиций. Только однажды донцы его подвели. Впрочем, и выручили. На праздник св. Георгия-Победоносца они крепко выпили, и утром 400 вражеских всадников ворвались вдруг в русский лагерь, 30 из них повернули к палатке Суворова. Рядом на копне сена спал есаул Захарий Сенюткин, бросился с несколькими казаками на помощь генералу и отбил турок [92]. Суворов потом обнял Сенюткина перед строем: “Спасибо, чудо-богатырь! Ты спас меня от верной гибели!” А под Туртукаем выручать Суворова довелось запорожцам. Он переправился через Дунай, но появилась турецкая флотилия, отрезавшая его от своих. Подоспели 20 лодок полковника Ивана Дуплича и заставили неприятельские суда убраться. Через две недели Дуплич погиб в бою под Силистрией.

В этой войне ярко взошла звезда Федора Петровича Денисова. Он из рядовых казаков дослужился до есаула, а в битве при Ларге отличился, лично изрубив 7 татар. За проявленные успехи получил под команду полк и чин армейского подполковника, а турки его прозвали “Денис-паша”. Его полк наводил ужас на неприятелей, в разных боях захватил 68 пушек, 108 знамен, 3 тыс. пленных, а уж скольких врагов положили в степях, никто не считал [148]. В 1774 г. был подписан Кючюк- Кайнарджийский мир. К России отошли территории между Днепром и Бугом, крепость Кинбурн, Приазовье. Султан отказался от власти над Крымским ханством и Грузией.

На радостях победы многие казаки получали награды. За проявленную доблесть Екатерина была готова простить даже прошлые безобразия запорожцев, Калнышевский и еще 16 их начальников удостоились золотых медалей “с диамантами” (алмазами). Но… они тут же взялись за старое. В 1774 г., как только на Сечь хлынули казаки с войны, они бросили все силы… в массированный набег на соседнюю Елисаветградскую провинцию. Погромили села, похвалялись, «что в нынешнее лето всю состоящую под Елисаветградскую провинцию землю получат в свое ведомство». Это переполнило чашу терпения Императрицы [47].

В мае 1775 г. в Запорожье двинулся корпус генерала Текели. Сирома возбудилась, собиралась драться. Но старшина поняла, что это бессмысленно, кое-как утихомирила казачью массу. А Текели объявил, что предводителей Коша вызывают в Петербург. Там их арестовали, и Царица издала указ: Сечь, “как богопротивная и противоестественная община, не пригодная для продления рода человеческого”, упразднялась. Хотя на рядовых казаков никаких репрессий не было. В указе говорилось: “Всем приватным членам бывших запорожских казаков всемилостивейше велено, не желающих оставаться на постоянном проживании в своих местах, отпустить их на родину, а желающих тут поселиться – дать землю для вечного проживания”. Не было и разгрома Сечи. Корпус Текели встал поблизости лагерем. Казаки не знали, что им делать. Потом собралась партия, обратилась к генералу с просьбой отпустить их на рыбную ловлю. Он разрешил. Узнав об этом, стали уходить другие. Что и требовалось правительству – ликвидировать общину без крови и потрясений.

Нередко историки квалифицируют подобные действия как «коварство». Использовали героев, а когда отпала нужда, разогнали. Но Сечь уже девно превратилась в гнойник. В преддверии войны его и впрямь не трогали, дали возможность искупить явные преступления. Но когда они возобновились, церемониться больше не стали. Между прочим, и геройствовали далеко не все запорожцы. В начале войны они выставили 9,5 тыс. казаков, а 4 тыс. оставили охранять свои владения. Дальше численность боевого состава значительно уменьшилась. И даже из запорожцев, оставшихся на фронте… не все были казаками. Калнышевский в 1774 г. сетовал в приказе, что многие казаки вместо себя посылали воевать «наймитов». На тех или иных условиях нанимали в походы запорожских крестьян или пришлых.

Те запорожские командиры, кто действительно проявил себя в боях, получили офицерские чины: войсковые старшины Сидор Белый, Логвин Мощенский, полковники Иван Белый, Иван Высочин, Апанас Ковпак, Захарий Чепига, полковые старшины Павел Тимковский, Антон Головатый и др. Они остались служить – но уже России. Получали назначения в войсках, администрации. Значительное количество рядовых казаков (и «наймитов») после ликвидации Сечи поступали в гусарские, пикинерские, драгунские полки. Да и других никто не изгонял. Согласно указу Императрицы, желающие получали землю для «вечного проживания» в том же Запорожье, обзаводились хозяйствами.

Ну а остальные какое-то время бродили группами в низовьях Днепра и Буга. Некоторые возвращались в российские владения. Другие перетекали за кордон. Это тоже соответствовало задумкам Екатерины - оставить лучших, а бродяги пусть идут куда хотят. И только троим Императрица припомнила прежние интриги, оскорбительные выходки, сношения с турками. Кошевому Калнышевскому, войсковому судье Павлу Головатому и войсковому писарю Глобе. Их судили по обвинениям в измене, заточили по монастырям. Головатого – в Тобольском, Глобу – в Туруханском, Калнышевского – в Соловецком. Его содержали строго, запрещали общаться с посторонними. Павел I ослабил режим заключения, а Александр I амнистировал узника. Но Калнышевский отказался покинуть Соловки, постригся в монахи и умер в 1803 г. в возрасте 112 лет [42].

ИЗ КНИГИ В.Е. ШАМБАРОВА "КАЗАЧЕСТВО. Путь воинов Христовых".