На реках Вавилонских или советский безбожный плен

В последнее время всё чаще слышится в воздухе и в каких-то даже невидимых областях некие хвалебные словеса о торжестве Социализма в одной стране, и о некоем справедливо-идеальном обществе, в котором всё мы – тогдашние советские люди – жили примерно с 1929-го по 1979-й годы. Особенно, конечно, с 1929-го по 1953-й – т.е. в эпоху правления Великого Красного фараона – Иосифа Виссарионовича Сталина. И школа была всем доступна, и университет, и поликлиники, и больницы, и санатории и профилактории. И колбаса была по 2.20. Впрочем, нет, колбаса по 2.20 появилась уже в период т.н. «застоя», когда нами правил милейший наш Леонид Ильич. И за этой колбасой по 2.20 в столицу нашей родины ехали из всех, даже и не очень близлежащих, городов и посёлков на автобусах «Икарусах», и, отстояв многочасовую очередь, закупали её по несколько батонов на семью… Но это, повторяю, был уже период «застоя», после которого эта самая лучшая в мире колбаса пропала с прилавков, а вместо неё под стеклом кружками уже лежала колбаса со странным и точным названием «собачья».
И так мы жили с 60-х до 70-х, т.е. в периоды хрущёвской «оттепели» и брежневского «застоя». Должен сказать, что для поэтов и писателей это был период великого творчества. Гремели Евтушенко и Вознесенский, трагически-гортанным голосом читала с эстрады ЦДЛ свои длинные стихи Белла Ахмадуллина. Но и для патриотов находилось место. Писали и публиковались Распутин, Белов, Шукшин, Астафьев, Глеб Горбовский и даже, пусть редко и мало, но всё же, Николай Рубцов. Правда, двух из них, Шукшина и Рубцова, убили, но такова уж у нас в России судьба пророка.
А до этого, как я уже сказал, был самый лучший и самый грандиозный период нашей Истории – период правления «Отца народов» Иосифа Виссарионовича Сталина. Причём «Отец народов» выдвинул совершенно потрясающий тезис о том, что с развитием социализма в стране классовая борьба не затухает, а наоборот обостряется.
Причём, чем дальше, тем она яростнее и сильнее. И наши доблестные правоохранительные органы, в связи с обострением этой борьбы, лепили тогда дело за делом: «шахтинское», «промпарти», правого уклона, левого уклона, троцкистов, камене-зиновьевцев, бухаринцев и т.д. и т.п. В литературе же и в науке шёл прямой погром, точнее разгром, и творческую интеллигенцию теперь сажали не на «пароход», а в узилище, а из него по этапу в северные лагеря, многие из которых были за полярным кругом… И те, кто раньше жил и творил в доме творчества или даже на даче в Переделкино, теперь под охраной собак и конвоиров шли по заснеженной дороге, по бесконечному этапу, чтобы в конце пути упасть и насмерть замёрзнуть в затвердевающем от ветра обледенелом снегу. Такова была тогда судьба Русских в стране, «где так вольно дышит человек».
Вот об этом периоде «обострения классовой борьбы» и решил напомнить в своём стихотворении иеромонах Роман Матюшин:

На река?х Вавилонских... Известны печальные строки,
Но касались, как видим, и там покаянных глубин.
На советских реках говорить запрещалось о Боге:
Плен советский безбожный страшней вавилонских чужбин.

Что за время настало? Откуда повсюду подмены?
Стал монахом тиран, всесоюзным курортом – ГУЛАГ.
Позабыли отцы, вспоминая доступные цены,
Что людей зарывали тогда без молитв, как собак.

Мне напомнят, конечно, счастливое детство у моря,
Целину, кукурузу, коммуну за ближней межой.
И кино про уборку, и пир на колхозном просторе –
Был бы рад за людей, если б те не платили душой.

Кто припомнит картину: в Артеке ребячья ватага,
Все с крестами несутся и славят безбожную власть?
И представить смешно: не для всех черноморское благо,
Без удавки на шее в Артек никому не попасть.

Хоть родился в Союзе, однако советским я не был.
И не прыгал, как все – человек покорил небеса!
Я на небо глядел, на бездонное звёздное небо,
И скорбел, что когда-то навечно закрою глаза.

Не вступал в комсомол, с малолетства претила измена,
Крест нательный носил, но тайком, опасаясь невзгод:
Плен советский намного страшней вавилонского плена –
Становился безбожной ордой православный народ.

Две дороги в стране. Вы шагали к победам упрямо,
Высоко поднимая плакаты и с идолом стяг.
Вы смотрели на стройки, а мы на развалины Храмов.
Вы стремились вперёд, чтоб, дойдя, пировать на костях.

Ум и совесть, и честь – только партия этим владела!
Остальных обрекла жить без совести, чести, ума.
И душе ничего! Пятилетки и стройки для тела!
Всех, кто думал иначе, ждала иль сума, иль тюрьма.

Слышу слева и справа истошные вопли-укоры –
Мол, отец фронтовик, а сынок на отца восстаёт.
Но отвечу исчадьям взрывавших святые соборы:
Мой отец воевал, защищая не власть, а народ.

Забывается всё, и святое мешается с тленом.
Кто когда на Руси оды тяжкому игу слагал?
Был ли русич такой, чтобы он, воротившись из плена,
Воспевал полоненье и чтил юбилеи врага?

Таковых не бывало: иуд на Руси отлучали,
Величали Святой нашу Матушку-Русь неспроста.
Шли за веру на смерть и потомкам своим завещали:
Рускiй – значит Христов, Русь не может стоять без Христа!

На реках Вавилонских молчали органы и трубы,
И ведомые в плен возносили молитвы Творцу...
Коль тоска – смертный грех, то по плену тоска грех сугубый,
И служителю Правды об узах тужить не к лицу.

Вот какое стихотворение написал в конце декабря 2018 г. иеромонах Роман (Матюшин), чьи стихи и песни памятны многим православным.

Тут же встрепенулись наши патриоты, высоко чтущие достижения советского периода. А недавно один известный идеолог дописался даже до того, что Ленин восстановит в России традицию Русского Царства!..

Я же в свою очередь полностью поддерживаю и отношусь с глубоким со-чувствием и со-страданием к этому стихотворению о.Романа. Хотя, конечно, скажут, что все образы этого стихотворения есть «очередной антисоветский миф». Ведь и Церкви в 43-м году массово открывались и даже сам Иосиф Виссарионович «тайно принял монашество с именем монах Георгий»… И вообще он был Величайшим Гением Всех Времён и Народов, и Ему надо восстановить памятники по всей стране уже только за одно то, что он уничтожил – буквально физически истребил, как «истинный опричник-меченосец» – всю т. н. «ленинскую гвардию», а дальше и всех «безродных космополитов»…

И как-то забывают, болезные, что уничтожались не только «безрОдные», но и «рОдные», т. е. в массе своей простые русские люди. Иначе откуда такие страшные цифры статистики именно Сталинского периода. Теперь на многих патриотических ресурсах шизофрения и раздвоение сознания. Ибо либо он Величайший Гений, либо Величайший Убийца Всех Времён и Народов, судя по статистике, но при этом ещё и монах Георгий… Да и не только статистика. Как всегда самым сильным, воистину пророческим свидетельством являются поэтические строки. Я уже не раз приводил эти строки Ярослава Смелякова, где он с гениальным проникновением воссоздаёт картину русской судьбы в стихотворении «Когда встречаются этапы». А тут я обнаружил ещё одно интересное стихотворение из подобного же жанра поэта Бориса Корнилова. Написано оно в самый, что ни на есть, Сталинский период, и точно передаёт его атмосферу:

Я однажды, ребята, замер
Не от страха, поверьте, нет,
Затолкнули в одну из камер,
Пошутили – мечтай, поэт!

В день допрошен, и в ночь допрошен,
На висках леденеет пот:
Я не помню, где мною брошен
Легкомысленный анекдот.

Он звереет, прыщавый парень,
Должен я отвечать ему,
Почему напечатал Бухарин
СОЛОВЬИХУ мою, почему?

Я ответил гадюке тихо:
– Что с тобою мне толковать?
Никогда по тебе соловьиха
не намерена тосковать.

Как прибился я к вам, чекистам?
Что позоришь бумаги лист!
Ох, как веет душком нечистым
От тебя, гражданин чекист!

Я плюю на твои наветы,
На помойную яму лжи.
Есть поэты, будут поэты,
Ты, паскуда, живи, дрожи!

Чуешь разницу между нами?
И бессмертное слово – медь
Над полями, над теремами
Будет песней моей греметь.

Кровь от пули последней, брызни
На поляну, березу, мхи...
Вот мое продолжение жизни -
Сочиненные мной стихи...

А вот «анкета» очередного «врага народа:

Не правда ли яркое стихотворение. А этот «прыщавый чекист», конечно же, и «делал жизнь с товарища Дзержинского»…

Кстати, автора строк о Дзержинском в своё время в упор застрелил продолжатель дела Железного Феликса –

чекист Агранов!

А через некоторое время застрелили и друга многих поэтов чекиста Агранов. И таких свидетельств, как это стихотворение Бориса Корнилова – масса. Вот ещё свидетельство одного поэта Николая Заболоцкого. Написано в этот раз не стихами, а прозой. Вот отрывок из этого страшного повествования, того самого Сталинского периода:

«…Этот последний был мобилизован в помощь сотрудникам НКВД, которые в то время не справлялись с делами ввиду большого количества арестованных. Следователи настаивали на том, чтобы я сознался в своих преступлениях против советской власти. Так как этих преступлений я за собою не знал, то понятно, что и сознаваться мне было не в чем.

– Знаешь ли ты, что говорил Горький о тех врагах, которые не сдаются? – спрашивал следователь. – Их уничтожают!

– Это не имеет ко мне отношения, – отвечал я.

Апелляция к Горькому повторялась всякий раз, когда в кабинет входил какой-либо посторонний следователь и узнавал, что допрашивают писателя. Я протестовал против незаконного ареста, против грубого обращения, криков и брани, ссылался на права, которыми я, как и всякий гражданин, обладаю по советской конституции.

– Действие конституции кончается у нашего порога, – издевательски отвечал следователь.

Первые дни меня не били, стараясь разложить меня морально и измотать физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом – сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог более переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали. Впрочем, допрос иногда прерывался, и мы сидели молча.

Следователь что-то писал, я пытался дремать, но он тотчас будил меня. По ходу допроса выяснялось, что НКВД пытается сколотить дело о некоей контрреволюционной писательской организации. Главой организации предполагалось сделать Н.С. Тихонова. В качестве членов должны были фигурировать писатели-ленинградцы, к этому времени уже арестованные: Бенедикт Лившиц, Елена Тагер, Георгий Куклин, кажется, Борис Корнилов, кто-то ещё и, наконец, я. Усиленно допытывались сведений о Федине и Маршаке. Неоднократно шла речь о Н.М. Олейникове, Т.И. Табидзе, Д.И. Хармсе и А.И. Введенском – поэтах, с которыми я был связан старым знакомством и общими литературными интересами. В особую вину мне ставилась моя поэма «Торжество Земледелия», которая была напечатана Тихоновым в журнале «Звезда» в 1933 г. Зачитывались «изобличающие» меня «показания» Лившица и Тагер, однако прочитать их собственными глазами мне не давали. Я требовал очной ставки с Лившицем и Тагер, но ее не получил.

На четвертые сутки, в результате нервного напряжения, голода и бессонницы, я начал постепенно терять ясность рассудка. Помнится, я уже сам кричал на следователей и грозил им. Появились признаки галлюцинации: на стене и паркетном полу кабинета я видел непрерывное движение каких-то фигур. Вспоминается, как однажды я сидел перед целым синклитом следователей. Я уже нимало не боялся и презирал их. Перед моими глазами перелистывалась какая-то огромная воображаемая мной книга, и на каждой ее странице я видел все новые и новые изображения. Не обращая ни на что внимания, я разъяснял следователям содержание этих картин. Мне сейчас трудно определить мое тогдашнее состояние, но помнится, я чувствовал внутреннее облегчение и торжество свое перед этими людьми, которым не удается сделать меня бесчестным человеком…»

Это повествование Николая Заболоцкого называется «Я был потрясён и доведён до невменяемости».

Странно, что поэт остался жив. А сколько русских людей бесследно исчезло во всех этих кабинетах, подвалах, застенках, лагерях, бараках… Миллионы и миллионы лучших русских людей!

Ибо «на реках Вавилонских» мы не сидели и плакали, а умирали от пули или молотка чекистов и сбрасывались в общую яму, вырытую в вечной мерзлоте…

Так что в дискуссии о «достижениях сталинского социализма» прав, конечно, иеромонах Роман. И стихотворением своим он продолжает великую традицию Русской поэзии, начатую стихотворением Лермонтова «Смерть поэта»…

Глава Союз Православных Хоругвеносцев, Председатель Союза Православных Братств, представитель Ордена святого Георгия Победоносца

глава Сербско — Черногорского Савеза Православних Барjактара

Леонид Донатович Симонович — Никшич