ЗУБ МУДРОСТИ. часть II

Но если бы я мог в тот момент видеть, какие согласования велись в небесной канцелярии, наверное, ужаснулся. Через несколько часов я буду благодарить Бога и ангела-хранителя именно за этот купейный билет.

Поезд Санкт-Петербург-Краснодар отправляется в 3.15. Три часа ночи! Где-то я уже слышал про три часа ночи. Вот, должно быть, эти роковые три часа, о которых предупреждал Витя Цой во сне. Но чего бояться? Ведь я же не в темном переулке, а в самом что ни на есть общественном месте — на Курском вокзале. Расположился в зале ожидания и стал читать книгу «История русов». Считается, что этот исторический источник не выдерживает научной критики. Книга, написанная предположительно в 18-м веке попахивает идеей украинского сепаратизма, автор идеализирует, воспевает лихие времена казацкой вольницы. Но 2002 год был недалек от лихих 90-х, чем-то напоминал описанные в книге времена. Путин правил год с небольшим, Россия воевала за целостность. В самой Москве гремели взрывы, а впереди еще будет много испытаний: и Норд-Ост, и Беслан.

Когда было около 12 часов ночи, всех попросили из зала удалиться, зашли уборщицы. Поневоле оторвавшись от увлекательного чтения, перенесся из событий 17-го века в реальность и обратил внимание на казалось бы праздно шатающихся парней. Вещей у них не было, и они явно никуда не спешили. Внешность типично уркаганская. Вели себя нагло, вызывающе, взглядами шерстили пассажиров. Я стал вычленять этих персонажей в толпе. Их оказалось больше, чем ожидал — они шныряли повсюду. Присмотревшись к их действиям, я вспомнил, что мне рассказывали о Курском вокзале.

Тогда в Москве нельзя было находиться без регистрации больше трех дней. Этим пользовались банды, которые на вокзалах отлавливали и грабили строителей-нелегалов из стран СНГ, заробитчан-гастарбайтеров. Вспомнил, как мой сосед по общежитию, донецкий парень Вован приехал с заработков в Москве. Три месяца он пахал сварщиком-высотником, а в итоге отдал половину заработка на вокзале. Когда он шел в переходе с товарищем, его схватили, затащили в подсобку и «по-хорошему» уговорили отдать половину, раздели до трусов и носков, когда убедились, что денег больше нет, сказали: «приезжай еще поработай, нам очень нужны деньги». Приехав в Харьков, Вован в общаге напился и всячески клял москалей, хотя для западян он сам был москалем из Донецка.

Стильная куртка, которую дал мне товарищ, сделала свое дело. За эти дни в Москве ко мне не подошел ни один патруль, и братки, казалось, не обращали на меня никакого внимания. Чтобы проверить, насколько они мною интересуются, перешел из одного зала в другой, снял куртку, вывернул ее подкладом наверх, повесил на руку и облокотился о колонну не в самом освещенном месте возле стены. Но вдруг, как из табакерки, двое братков выскочили на середину зала и стали осматриваться. Видно, что они были в недоумении. Пару раз взгляды скользили по мне, но я им был не интересен. Им было непонятно, куда вдруг исчез этот чувак в красной куртке. Стали всматриваться более внимательно и один, встретившись со мной взглядом, толкнул товарища и кивнул головой в мою сторону. Они выдохнули и пошли тусить по вокзалу дальше.

Ночью людей в зале ожидания стало совсем мало. Тогда по вокзалу ночами массово шатались представители социального дна. Братки были наверху вокзальной иерархии. Многие были в подпитии. Они действовали по отработанной схеме. Рядом с очередью возле кассы стоял парень, который фиксировал паспорт пассажира и когда и куда он едет. После этого информация о потенциальном клиенте передавалась другим членом банды, и клиент оказывался под наблюдением. Днем урки дожидалась, когда пассажир пойдет на поезд по тоннелю, где ими и перехватывался. Толпа людей не помеха, ведь каждый спешит на поезд и поглощён только одним — попасть в вагон. Если рядом происходит какая-то толкотня, никто не вмешается, так как рискует опоздать на поезд да еще оказаться и в отделении милиции. Поэтому в переходе народу много, а людей нет. Бандиты это понимают.

Ночью многие из них уже пьяны, и им не хочется ждать, когда намеченная жертва побежит. Клиента хватают прямо в зале ожидания. Причем, в той части, куда вход только по билетам. На входе в зал сидит охранник, который смотрит билет пассажира и тут же сообщает информацию банде. На моих глазах двое громил подошли к двум пассажирам, явно работягам с Украины. Через пару минут разговора работяги обреченно достали деньги и отдали. Вид у них был крайне подавленный еще и тем, что за всей этой картиной преспокойно наблюдали два дяди милиционера. Условия были такие: или по-хорошему, здесь и сейчас половину заработка, или в переходе все — деньги, документы и здоровье. Работягам всячески внушали, что здоровье — это главное, его не купишь. Надо привезти себя к жене и детям целым и невредимым.

В банде выделялся один высокий крепкий кавказец, он и специализировался на кавказцах. На моих глазах после короткой перебранки он ударил сидящего перед ним соотечественника коленом в лицо.

Еще один эпизод я увидел возле билетных касс. Две девушки и парень не успели купить билеты, как к ним подошли урки и стали делать соответствующие внушения. Все происходящее для меня было резким заземлением. Схождением не просто на грешную землю, а даже куда-то этажом ниже. Я оказался в нелепейшей ситуации. Бандюки срисовали мой украинский паспорт у кассы, но по виду я был не типичен для их клиентуры и билет у меня до Белгорода. Они еще не знают, как со мной поступить.

Поначалу я даже растерялся, не видел выхода. Глупая ситуация, денег у меня нет, значит, не откуплюсь и при желании. Убедить их словами, что денег нет, тоже вряд ли получится. Сказать, что я здесь, потому что болею душой за Россию и вез письмо Путину с подсказками, как помочь Родине, значит безнадежно метать бисер. В итоге будут бить, пока не удостоверятся, что денег действительно нет. Меня такой сценарий не устраивал.

Это уже потом я узнаю весь масштаб этой системы из обширной разоблачительной статьи в газете «Версия» или «Совершенно секретно». И о том, что эта банда крышевалась далеко не рядовыми сотрудниками милиции, а дневной оборот ОПГ составлял около ста тысяч долларов. Я не знал, что скрыться от них практически нереально. Людей они перехватывали даже в вагонах. А в сложной ситуации на помощь уркам приходила доблестная милиция.

Но постепенно я успокоился и сложил для себя план действий. Во-первых, вспомнил о подсказке из сна и решил, несмотря на то, что поезд прибывает без пятнадцати три, не двигаться с места и читать книгу ровно до трех часов. Конечно, было дикое желание сорваться на поезд раньше, получить порцию тумаков от московских бандитов и возвращаться в Харьков. Но при том деле, к которому я был причастен, мне даже думать об этом было невыносимо и обидно.

Во-вторых, с 1993 года я работал в разных изданиях и на ТВ журналистом по криминалу и учился на факультете экономической безопасности (УИПА). В общем, не понаслышке знал, как надо общаться с милицией и бандитами. В начале 90-х сам чуть не оказался в ОПГ, но, как говорят, вышел краями. Товарищ, которому я носил на зону передачи, отсидел срок, вышел, купил красную куртку и отдал ее мне. И теперь в ней сижу на Курском вокзале и думаю о своей незавидной участи. Стрелка часов приближается к трем. Все урки рванули в туннели и на перрон 9-й платформы, на которую прибыл поезд.

Кавказец остался в вокзале, бегать ему было не по чину. Он стал делать строгий выговор охраннику, который сидел на входе в зал ожидания: «Это мы из-за тебя двоих чуть не упустили. Они по путям бежать вздумали, но мы их сняли, а у них куча бабок была, ты билеты не досмотрел и сегодня без пайки останешься!» — и даже замахнулся на него.

Коротко стриженый блондин плотного телосложения сидел в своем черном камуфляже как побитая собака, понурив голову.

Сижу в двух метрах от них, читаю эпизод в книге о том, как Богдан Хмельницкий зимой в степи был окружен татарами. Его отряд держал оборону, обложившись трупами лошадей. Казаки отстреливались, а ночью пошли на прорыв и вышли из окружения.

Да уж, вот это эпизоды у людей были. На этом фоне происходящее на Курском вокзале меркло. Во всяком случае, вокруг меня не валялись трупы и оторванные головы. Вот уже почти три часа. Посматриваю на часы на стене. Кавказец, до этого за мной наблюдавший, как кот за мышью, решил со мной больше не церемониться. Подошел ко мне, стоит над душой, давит на психику.

Читаю книгу, а про себя думаю — с ноги или с руки сейчас ударит. Он стоит молча около минуты. Жду эту последнюю бесконечную минуту. И вот три!

Закрываю книгу, выдыхаю, встаю перед ним лицом к лицу. Он выше меня на полголовы. Смотрю в глаза. Он мне с нахальной интонацией: «Куда едем?»

Зеркалю интонацию: «Куда? Куда? В Белгород едем».

— А ты что так дерзко разговариваешь?

— Почему дерзко?

Отвечаю, глядя вглубь его зрачков.

— Тебе что? Билет показать?

И с этими словами лезу рукой в карман, чтобы достать свое журналистское удостоверение и начать работать по заготовленному сценарию.

Он почувствовал неладное, его мозг завис, не смог обсчитать нестандартную ситуацию. Он знает, что я все видел, и почему-то не боюсь ни его взгляда, ни его братвы. Не потерял присутствия духа.

Он как-то отшатнулся и говорит мне: «Ну, ладно, счастливого пути». Понимаю, что его мозг подплавился под моим взглядом. Но знаю, что в таких случаях в контакт вступают не только люди, но и иерархии, незримо стоящие за людьми. Он, конечно, не мог этого знать и даже не понял, что произошло, но сейчас он выйдет из ступора и почувствует себя очень обиженным. И все равно мне не избежать контакта с братвой.

Выхожу в центральный зал. Там явно скучают два милиционера. Подхожу к ним, говорю, что я журналист и что провожу расследование по заданию редакции. Они берут удостоверение, читают: «Газета «Тайны века».

Говорю им:

— Тут у Вас на вокзале гастарбайтеров грабят. Особенно сейчас на девятой платформе ситуация тяжелая. Там наверняка кого-то бьют. Давайте пройдем с Вами на девятую платформу и посмотрим, что там происходит.

— Нам на девятую платформу нельзя. Мы здесь за порядком следим. А кто кроме нас здесь за порядком следить будет?

Я еще как-то надеялся под их прикрытием дойти до девятой платформы, запрыгнуть в вагон и помахать ручкой. Говорю:

— Представьтесь, пожалуйста.

А мне в ответ:

— А мы не обязаны. Ты сам первый к нам обратился.

Открываю блокнот, ручку заложил заранее на странице, где контакт помощника Митрофанова был обозначен и говорю:

— Представьтесь. Вот у меня здесь место в блокноте рядом с помощником Митрофанова есть. Ведь я все равно завтра вашу фамилию узнаю.

И тут сотрудник начинает орать:

— Ты что, меня пугать вздумал?

К тому моменту урки во главе с кавказцем уже направлялись в нашу сторону уверенной поступью, но при этом возгласе почувствовали, что что-то пошло не так, ведь их «крыша» не может нервничать на пустом месте. Сотрудник правопорядка продолжает кричать:

— Вот смотри: здесь порядок везде, все тихо, спокойно и никого нет!

Под этот громогласный текст урки быстро теряются с горизонта.

— Здесь да, а на девятой платформе сейчас людей на мясо забивают, пойдемте, посмотрим, что там происходит!

— Вот сам иди туда, а мы здесь за порядком следить должны! А кто здесь за порядком следить будет?

— Ладно, — говорю, — пойду, гляну, но если что опять к вам вернусь.

Времени остается совсем мало. Не могу даже глянуть на часы, но понимаю, что надо просто бежать. На их глазах спокойно спускаюсь вниз, а в переходе перехожу на бег. Впереди, в конце туннеля вижу двух милиционеров, которые по рации принимают информацию. Понимаю, что им говорят: «журналиста в красной куртке надо перехватить, он не должен добежать до перрона». Но мне уже не нужны контакты, ни с кем. Моя задача просто попасть в вагон. Между тоннелями был маленький технический переход. Сворачиваю в него и вбегаю в параллельный правый тоннель. Впереди вижу упакованную в кожу рафинированную девушку в туфлях на высоком каблуке. Она явно спешит на этот же поезд. Тащит за собой чемодан на колесиках.

Мгновенно понимаю — вот он мой спасательный круг, брошенный мне ангелом-хранителем!

Догоняя ее, на бегу кричу: «Ты, что не понимаешь, мы опаздываем!»

Хватаю чемодан - и бегом, а она за мной. На каблуках быстро бежать не получается, кричит: «Кто ты такой!? Брось мою сумку!»

В тоннеле кроме нас никого нет. Все урки уже работают на платформе, долавливают опоздавших и тех, кто пытался миновать тоннели. Стараюсь бежать так, чтобы девушка не догнала меня, но и не отстала. Выбегаем на перрон. Моя спутница спрашивает у кого-то на ходу:

— А где восьмой вагон?

Я ей кричу:

— Я знаю, где восьмой, мне тоже туда!

Бежим по перрону. Ночь холодная, тьму прорезают прожектора, впереди на перроне видна толпа урок, она бежит прямо на нас. Я понимаю, у них одна задача, отловить этого наглеца в красной куртке. Этот прыткий журналист сегодня слишком много узнал.

Картинка была примерно той же, как и в фильме «Брат-2», одно слово — БЕГУ! Только бежать мне пришлось навстречу опасности.

Поравнялись мы с урками удачно. Киоск на перроне заслонил прожектор и закрыл нас густой тенью, видны лишь наши силуэты, но не красный цвет куртки. Когда они были уже совсем близко, поворачиваюсь к спутнице и громко кричу:

— Сколько можно отставать? Ты всегда на своих каблуках!

Она мне — брось мою сумку!

Уркам было не до перепалки опаздывающей парочки. Их интересовал один чувак в красной куртке. Одержимые мыслью об этом враге, испортившем им вечер трудного дня, они проносятся мимо нас со скоростью поезда.

Мы у вагона. Девица возится, достает свой билет. Спрашиваю у проводницы:

— Какое купе?

Она отвечает — любое свободное.

Бегу, нахожу купе с двумя свободными верхними полками. Хватаю чемодан, закидываю, хватаю за руку спутницу, что-то обсуждающую с проводницей. Быстро завожу ее в купе, или вернее, закидываю, и захлопываю дверь. Она кричит, пытается дергать ручку двери. Беру ее за лицо и толкаю. Она садится на нижнюю полку, и говорю ей:

— Свет не включать, я журналист, за мной гонятся!

— Да какой-то всратый ты журналист! — кричит она в ответ. Пытается продолжить свою мысль, но с перрона доносятся топот и вопли.

— Вася, все пропало, это он с ней был!

И вот эта кодла бегает по перрону, врывается в вагон, шерстит купе, пытается выламывать и нашу закрытую дверь, беснуется. В окно заглядывают рожи уголовников, пытаются что-то рассмотреть в темноте. На пол бьет косой луч, мы прижались к стенам и в луч не попадаем. На нижних полках лежал молодой парень и женщина лет за пятьдесят. Они уже все поняли и тоже лежат не дышат. Слышим, как бандюки орут на проводницу, но она действительно не знает, в каком мы купе. И тут мы слышим, как урки начинают кого-то бить. Парень кричит:

— Меня уже прошмонали, я уже все отдал!

Но его месят со звериной запредельной злобой. Слышны маты, удары и крики жертвы.

Поезд медленно трогается. Плавно уходит перрон. На перроне стоит банда. Кто-то с бутылкой пива, кто-то курит. Целая толпа вышла нас провожать. Что с избитым — не знаю. Может, его втолкнули в вагон, на перроне его не видно. Моя спутница сидела в жутком испуге, оцепенев, а женщина, глядя на эту картину, говорит: «Это же бесы!».

Спутница хотела выйти в туалет, но я сказал, что еще нельзя. Бандюки будут бегать и шерстить вагоны до ближайшей станции. Так и было, в коридоре кто-то шумел и дергал ручки купе. Часа два мы еще не спали и вчетвером говорили о жизни.

Моя спасительница оказалась из Краснодара. В Москве она то ли училась, то ли уже работала. Имени ее не помню, может, даже забыл спросить. Она рассказывала о том, что из-за какой-то ерунды чуть не опоздала на поезд. А я думал, как Дивны дела Господни! Воистину — без Промысла и волос с головы не падает! Ведь и эта «ерунда» была согласована на самом высшем уровне. Только проходя через испытания, мы обретаем способность вмещать, казалось бы, простые Евангельские истины.

Страх Божий - начало премудрости, начало спасения. Если нет страха Божьего, то человеку нечего делать на общественном поприще. Без этого чувства можно только дров наломать и себя погубить.

Утром я ехал в автобусе из Белгорода в Харьков. Апрельские солнечные лучи согревали и пробуждали от сна мою родную землю. Душа пела.

А жизнь — только слово,

Есть лишь любовь и есть смерть.

Эй, а кто будет петь, если все будут спать?

(В Цой)

Ехал в мыслях о том, сколько тонких совпадений должно было произойти. Выйди я чуть раньше или чуть позже, не оказавшись в правом тоннеле в нужный момент, я бы не встретил свою спасительницу. А сам бы без такого прикрытия до вагона мог бы и не дойти. Вспомнил, ведь я протягивал Вите Цою руку во сне. Значит, была реальная угроза для жизни, мог бы и погибнуть. Обозленные урки могли вытащить у меня документы и бросить на рельсы. Тогда не было соцсетей, смартфонов и выяснять личность приезжего без особой надобности никто бы не стал.

Если до этого сна я подавал записки об упокоении Артемыча, то после стал иногда подавать записки и за Витю Цоя. Однажды, будучи в Днепропетровском соборе, взял листочек, чтоб написать о упокоении Вити Цоя, и начал раздумывать, Крещеный ли он, можно ли за него подавать записки? Взял листочек, перевернул и на обратной стороне был фрагмент статьи о Викторе Цое. Мои сомнения разрешились.

Творчество Цоя еще не оценено и не разобрано. В моем личном понимании — это пророк. Видимо, в 90-е Господь не нашел иного способа подготовить постсоветское и перестроечное общество к тем потрясениям, которые выпадут на долю нашего поколения. Проповедь Цоя была не на латыни, не на церковно-славянском, и даже не на русском синодальном. Цой транслировал Евангельские истины на языке, доступном нашему поколению. Когда все рушилось и летело в тартар, его стихи нам давали нравственные опоры.

Каждый из моих ровесников приведет массу цитат из песен, которые мы слушали. Магнитофонная пленка на касетниках рвалась, и мы ее склеивали. Когда Цой погиб, то я, будучи студентом, пошел на «сквозняк», место, где собиралась харьковская рок-тусовка, и утопил в общей горестной чаше свой последний железный рубль.

В 2002-м я только знакомился с житийной литературой и мог бы смутиться от встречи с незнакомцем во сне, а Витя Цой был родным.

В письме Путину, подытоживая изложенное, я писал: «Дух стучится в нас, но мы не замечаем. Идет по улице человек, нагнулся завязать шнурок, а над головой пролетела бутылка, выброшенная из окна. Зачем это? Может, чтобы пробудить человека от сна?».

И оказавшись на Курском вокзале в безвыходной, казалось бы, ситуации, я прочувствовал это в полной мере. Напряг всю свою волю, знания и жизненный опыт, и даже не это меня спасло. Спасла вера в неочевидное, и внутренне знание стало пережитой объективной реальностью, духовной очевидностью.

Вспомнил еще один сон, который видел незадолго до этой истории.

Стою в подряснике, в храме с высокими сводами, храм похож на католический. Вокруг меня люди, многие из них священники. Я что-то говорю.

И слышу возглас — он несет ересь! Не слушайте его. Не давайте ему говорить!

Меня окружают, не дают сказать, перебивают.

Кольцо вокруг меня сжимается. Начинаю защищаться крестным знамением. Нападавшие отшатнулись — они в некотором замешательстве.

Что ж, не верите? Тогда смотрите!

Отрываюсь от пола, зависаю над изумленной публикой.

Но тишину разрывает возглас — хватай! Нельзя чтоб видели, что он летать может!

Я летаю под сводом. Гонители приставляют лестницы, проворно лезут вверх, пытаются меня схватить за подрясник, а силы мои уже на исходе. Оказываюсь в небольшой замкнутой комнате. Вижу одно узкое окно с витражом. Мне страшно, боюсь разбить окно и улететь. Раньше я никогда не летал, не знаю, смогу ли я летать на улице, на большой высоте. А вдруг разобьюсь?

Преследователи заполняют комнату. Они уже ликуют. Пытаются сковать меня какими-то магическими действиями, парализовать волю. И все же решаюсь, разгоняюсь и со всей силы бьюсь о стекло и оказываюсь на улице. Меня пытаются преследовать, но я летаю и ликую. Смотрю, как гонители носятся внизу, охваченные отчаянием.

Узнаю в числе их одного знакомого, Д., он очень злобно пытается меня заклясть. Я осеняю его знамением, и он как-то сгорбился, замер как парализованный. Я подлетел к нему и похлопал ладонью по голове. Я удивлен, что он с ними, но за выбор надо отвечать.

На улице весна, все благоухает. Я свободно парю в воздухе на большой высоте. Вижу, как в маленьких, уютных двориках в песке играют дети. Оказываюсь рядом, наблюдаю за счастливыми мамами. Чувствую, что весь Мир живой, ощущаю его первозданную гармонию. Цвета яркие, чистые, акварельные. Все происходит утром. Восходит солнце, и я лечу навстречу солнцу…

Мне только что исполнилось тридцать лет. Добравшись домой, предстал перед женой с поседевшим виском. А ведь только сейчас у меня мучительно прорезался последний зуб мудрости.

Через месяц я был счастлив от того, что получил ответ из Кремля — ответ за подписью Бородина. Но это была дежурная отписка. Мне сообщили, что мое письмо передано куда-то там, в Исполнительный секретариат содружества СНГ…

Все-таки верно списан с российской действительности Лесковский Левша, безнадежно кричавший: «Англичане ружья кирпичом не чистят!».

Сколько общественников просто криком кричали о том, что в украинском вопросе все летит в тар-тар. Один Олесь Бузина чего стоит, без всякого преувеличения — пророк! Он был верен истине, которой держался до смерти. Он навечно останется в памяти как человек, который предсказал не только нынешнюю окончательную манкуртизацию Украины, но и будущее воскрешение Малороссии.

И все же, глядя на все, что произошло в отношениях России и Украины за минувшие годы, я неоднократно задумывался, все ли в жизни фатально предопределено? Реален ли был другой сценарий?

Вспомнил исторический пример. В своих воспоминаниях товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Николай Жевахов описал, как во время Первой Мировой войны одному офицеру было откровение. Ему явился Святитель Иоасаф Белгородский со словами: «Теперь только одна Матерь Божия может спасти Россию. Песчанский образ Божией Матери, нужно немедленно доставить на фронт, и пока он там будет находиться, до тех пор милость Господня не оставит Россию.».

Стараниями князя Жевахова, в разгар войны, икона из города Изюма (Харьковская область) была доставлена в Ставку с целью совершения с нею крестного хода по всем фронтам.

Однако крестный ход по линии фронта так и не состоялся. Воля Святителя Иоасафа не была исполнена. Безумное ослепление напало на тех, кто решал судьбы Родины.

Произошла история, схожая с той, что случилась в Порт-Артуре десятью годами раньше.

И финал был закономерен. Не Силы Небесные отвергают нас. Это мы отказываемся от их помощи.

Песчанская икона покинула Ставку 15 декабря 1915 года. И вот роковое совпадение, как будто история выжидала, куда повернуть. Именно в этот день Германия решает поддержать известный «план Парвуса» по финансированию революции в России. «Красное колесо» истории закрутилось...

За прошедшие годы я понял, что общественная работа — это сложнейшая форма духовной практики. Это испытание всех моральных, интеллектуальных, волевых и духовных сил человека. Входить на общественное поприще и прикасаться к судьбе отечества с низкой мотивацией — все равно, что прыгать через костер, облившись бензином. Общественное поприще — это игольное ушко, через которое не пройти, навьючившись корыстью, гордыней и тщеславием. Скальпель хирурга должен быть не только прочным и острым, но и стерильным.

Думаю, что тогда, вступив на этот путь, я прошел через очистительное горнило внутренней трансформации. В той ситуации, через которую пришлось пройти, на незримых весах тщательно взвешивались вся моя жизнь и мотивы моих действий.

Времена меняются, увеличиваются скорости, и все же опасность незримо довлеет над путешествующим. Ведь путешествие — это и переход в новое качество, и микросуд.

Мы выходим из своего микрокосмоса в объективную реальность, бесконечно многогранную, заглядываем в свет-зеркальце правды о нас.

Наши установки, чувства, мысли и иллюзии вступают в реакцию с новой окружающей действительностью, горят, раздуваемые событийным потоком. Но все, что есть в нас подлинного лишь обретает новое качество, закаляется.

Да, мы возвращаемся из поездок, и, кажется, на прежнее место, но мы изменились, и в это прежнее вносим себя обновленного. Верно подмечено Тарковским в «Сталкере» — нельзя вернуться на прежнее место».

В глобальном смысле, мы все - путешествующие. От воплощения в эту жизнь путешествуем через эту жизнь, к жизни вечной. К картине, виденной Иоанном Богословом: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.» (Откр.21:1).

В Харьков я вернулся другим человеком. С того момента стал собирать и перетаскивать камни в основание события, которое произойдет в Харькове через 12 лет. Все эти годы я действовал не всегда понимая, зачем все это? Казалось, действовал хаотично, бессистемно: то кидался в издательскую деятельность, то бросался организовывать различные мероприятия: концерты, конференции, выставки… Контактировал с разными людьми и по разным поводам. Ни я, ни окружающие, не видели общей картины, а видели лишь изнанку полотна на ткацком станке.

Помню, как страшно было в одиночку делать первые шаги на общественном поприще, не было круга единомышленников. Я воцерковлялся, читал много православной литературы и меня как-то особенно потряс образ Иоанна Предтечи. Тогда я носил красный шарф и увидел в этом скрытый смысл. Красный шарф напоминал мне о том, что общественник, если уже стал на путь служения, то должен быть готов ко всему. Напоминал о пути, пройденном Иоанном Крестителем.

Много удивительных событий произошло с 2002-го за это время. Много раз мне, а тем более окружавшим, казалось, что все потеряно, и светильник погаснет по недостатку масла или под порывами ветра. Но со временем то, что было открыто немногим, стало очевидно многим.

Я не уставал повторять, что Бог творчески творит реальность через Слово, — в верном определении уже залог нашей победы. Если украинство (определение, в котором отсутствует связь с Русью) — это гвоздь в духовно-мистическом теле Руси, то Русь Триединая — это клещи, которые этот гвоздь вытащат. Верное понятие-определение, выявляющее суть вещей уже есть оружие. Если определение востребовано и становится фактом общественного сознания, то реальность приводится в соответствие с этим определением. Все эти годы я каким-то чудом и только с Божией помощью держал знамя Руси Триединой, и вокруг знамени стали собираться сподвижники. В моем понимании это не просто сочетание двух слов и не частная лавочка, в этих двух словах важное понятие — алтарь Единого Отечества нашего!

Ракета, запущенная к цели в день космонавтики, летела по ломаной, непредсказуемой траектории, обходя РЭП (радиоэлектронное подавление) и ПРО (противоракетная оборона) противника. И эта цель была достигнута 1 марта 2014 года. В тот знаменательный и счастливый для нас день именно в Харькове произошел пассионарный взрыв, с которого началась Русская весна! Возгорелось пламя борьбы на Новую Русь, борьбы за Новороссию. Может быть, именно в этот день мне довелось сделать то, к чему я шел долгие годы. И на мне был красный шарф.

Это сейчас, на берегу, в состоянии созерцательной жизни, оглядываясь на пройденное, поражаюсь, какое бурное море довелось переплыть. Огромный фотоархив событий из нескольких колб с дисками, который мне удалось перевезти в Россию - тому свидетель.

Оказавшись в Москве, я понял, насколько не готова была Россия в 2014-м году к реальному собиранию русских земель. И все же, настало время собирать расточенное, воссоединять и возрождать Русь единую!

Может СБУ тоже любит символизм, но «за организацию массовых беспорядков» и прочие деяния наша организация решением харьковского окружного суда на Украине была закрыта 11 сентября 2018 года, именно в тот день, когда Православная Церковь отмечает день Усекновения главы Иоанна Предтечи. А озвучен приговор был на брифинге СБУ 8 октября 2014 года, в день преподобного Сергия Радонежского. Такое «совпадение» лишь подтвердило мою догадку о том, что мои действия на общественном фронте были верными.

На Украине еще гордость и злоба распирает слепых поводырей. Некоторые еще наслаждаются чувством полета, еще не было страшного удара о дно. Еще не все видят приближение страшной беды, роковой развязки. Бог попустил Украине строить будущее на песке вымышленной истории и попытаться войти в чужую цивилизацию, чтобы окончательно исчерпать все иллюзии.

Сын сказал отцу: «Отче! дай мне следующую (мне) часть имения». (Лк.15) Пошел в чужую страну и расточил на соблазны.

Отец не проклял беспутного сына, а все время болел за него душой. Промотав все, сын чуть не погиб от голода и лишь тогда пришел в истинный разум. Осознал, что он никому не нужен кроме отца, и нашел силы вернуться в отчий дом.

Мы еще порадуемся, когда Отец оденет нашего раскаявшегося брата в лучшие одежды и посадит одесную себя, и как Отец скажем: «брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.». (Евангелие от Луки 15:32).

Господи, Великий, Всемогущий, предстоянием святых новомученников, царственных страстотерпцев Яви знамение во благо. Разбуди спящего вековым сном богатыря русского, чтобы всем стало очевидно Величие Твое! Соблазнителей Изведи, соблазненных и угнетенных Выведи. Отдели живое от погибшего! Сделай так, чтобы три ветви разделенные проклятием воссоединились любовью.

Сергей Моисеев