Главная » Поэзия

Какой-нибудь предок мой был – скрипач,

Наездник и вор при этом.

Не потому ли мой нрав бродяч

И волосы пахнут ветром?

Снова ночь. Я стою на пороге,

Лунным светом по пояс облит.

Снова слышу на древней дороге

Ожидаемый цокот копыт.

Мы в святое оружие

перековали оковы!

Наши предки уверенно

могут молиться за нас

Как зверь из клетки вековой,

Народ наш выпущен на волю

И, словно дикий конь по полю,

Летит, подхлестнутый молвой.

Среди руин унылых ветер довольный свищет,
Редким дымком играет, мелкий разносит сор.
Нет ему здесь преграды - ни одного жилища,
Все сожжено до камня - злобе людской укор.

Топ-топ, топает модель,
Но ещё пока что не в бордель.
Кривенькие ножки не спеша...
В детском тельце теплится душа.

Дары мои останутся со мной.
Они — лишь смех, они — всего лишь тлен.
Они — юродство по сравненью с тем,
Что в дар приносит кто-нибудь другой.

Мы теперь панихиды правим,
С пышной щедростью ладан жжём,
Рядом с образом лики ставим,
На поминки Царя идём.

Я рядовой, солдат пехотный Ваня,
Я Сидоров, Петров и Иванов.
Я тот, кто свою землю защищая
В атаку шёл, погибнуть был готов.

Ты слышишь, князь, как пьет росу осока
Как дышит дол и полю нет конца.
Там где-то ждет засадный полк Боброка
И в сердце благость Сергия отца.

Душно нынче, душно ему!
Он очнется от голоса чаек чуть свет
Под пронзительный крик муэдзина.
Все прошло, только душно чуть-чуть.

На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.

Он «дальнобойщик» был крутой,
Матёрый шоферюга,
Сработан грубо, но такой
На нож пойдёт за друга.

Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.

Мертвые товарищи мои,

Разделявшие со мной бои

И в разведки по болотным тропам

Кравшиеся к вражеским окопам

В нашей жизни всё на лжи.
Пересуд, да злоба.
Слова правды не скажи, –
Сволочь смотрит в оба!

Когда-то давно (даже трудно представить,

Когда это было, в какие века?)

Мой предок, в рубахе из кованой стали,

Стоял на кургане – лицом к облакам.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

А вы из Луганска? Я тоже, я тоже...

И память по сердцу – морозом по коже,

Ну да, заводская труба не дымится.

Морщины на лицах. Границы, границы...

«…Вряд ли у меня будут биографы-ищейки. Впрочем, кто его знает?.. А вдруг суд потомков окажется более справедливым, чем суд современников. Иногда я надеюсь, что обо мне будут писать монографии, а не только три строчки петитом. Ведь все мы мечтаем о посмертной славе. А я, пожалуй, даже больше всех».