НИЩИЕ ДУХОМ

Как из зерна вырастает колос, несущий в себе мно­жество новых зерен, так и пресловутый доклад акаде­мика Яковлева о пакте Молотова - Риббентропа, поста­вивший на одну доску социализм и фашизм и ставший идеологическим обоснованием ликвидации Советско­го Союза, дал начало пересмотру истории Второй ми­ровой войны, увенчавшемуся в Прибалтике и Галиции реабилитацией коллаборационизма.

Разумеется, нехорошо было Молотову жать руку фашисту Риббентропу и ставить вместе с ним закорюч­ки на секретных протоколах. Но политика, в особенно­сти внешняя, есть искусство реальных возможностей. Политик, не видящий реальности, продержится недол­го и потерпит неудачу.

А реальность состояла в том, что Германия была сильнейшим государством Европы, Гитлер - его де­мократически избранным главой, а его цели мало чем отличались от целей некоторых сегодняшних лидеров исламского мира. Еще не было мировой войны, Бухенвальда и холокоста, Германию старались умиротворить на Западе и на Востоке; шла большая игра, в которой каждый преследовал собственные интересы и надеял­ся перехитрить противную сторону, то есть занимался обычной дипломатией.

Сталин и Молотов были прагматиками и делали то, что было возможно, для предотвращения войны и безопасности руководимого ими государства. И если Гитлер не дошел до Москвы несколько километров, а до Волги - сотни метров, то каков бы был исход войны, начнись она на старых границах, на двести километров восточней?..

И если Германия оккупировала Польшу, то Совет­ский Союз воссоединил украинский и белорусский народы и возвратил им земли, в 1920 году захвачен­ные Польшей; а, кроме того, заодно были спасены от истребления миллионы проживавших там евреев.

Но все это не интересовало прорабов перестрой­ки. В соответствии с политическим моментом нужно было сочинить обвинительный вердикт сталинизму, в осуждении которого все были единодушны. В годы перестройки политические движения Балтии находи­лись вне критики. Идейное родство, ненависть к совет­скому строю объединяли ниспровергателей прошлого. Но были посеяны зубы дракона. Духовным братьям в новом зарубежъе милее социализма оказался фашизм. Наши национальные увлечения - ниспровержение памятников и перенос могил - аукнулись тем, что на окраинах СССР стали сносить памятники советским воинам и ставить их новым героям - эсесовцам, "лес­ным братьям", Бандере и Мазепе.

Новая идеология и ее деятели в России оказались в неудобном положении. Чем хуже идут дела, тем боль­ше у них клеветы на прошлое; они закатали его под асфальт, но правда он нем, как трава, все равно про­растает. Они дошли до черты, которую не посмели пре­ступить - Великой Отечественной воины. Конечно, это не их победа, и они бы ее не добились, хотя они вов­сю эксплуатируют память о ней, и в конце концов ее девальвируют от чрезмерного употребления. Одержи­мые геноцидом истории, скудные умом и нищие духом эпигоны Запада, они не имеют ничего иного, что помог­ло бы им сплотить разделенную несправедливым соци­альным неравенством страну. Их не тревожит судьба русскоязычного населения в Прибалтике, но апартеид осужден мировым сообществом, а кроме того, это на­селение теперь должно служить в армиях НАТО и быть готовым воевать против соотечественников.

Так ложные предпосылки, одностороннее толкова­ние и искажение событий в угоду сиюминутной поли­тической выгоде завели их в тупик.

Можно повлиять на будущее, но ничего нельзя из­менить в уже состоявшемся прошлом, - ни плохого, ни хорошего, и более того - содеянное в прошлом опреде­ляет настоящее.

Прошлое - построенный нашими предками дом, и не годится его крушить без ума и разбора: мы в нем живем и обязаны передать его потомкам. Оно не быва­ет дискретным: с нами живут дела тех, кто давно умер. Отрекаясь от них, мы обворовываем себя. Князь Вла­димир Киевский выбрал для нас когда-то веру, Дми­трий Донской научил единству и победе, Петр Великий приучал к труду, ремеслам и наукам; а в двадцатом веке мы попытались осуществить общечеловеческую мечту о социальной справедливости, заплатив за нее неслы­ханную цену, - и не было другого народа - богатыря, способного подняться на такое дело.

Владимир Петропавловский