Конец Майдана. Украине самое время Че Геваре предпочесть Ганди

Вчера, 15 марта, Надежда Савченко чуть ли не в открытую призвала к военному перевороту в Украине, а на воскресенье, 18 марта, на фоне лишённых всякой интриги выборов президента РФ, в Киеве намечена акция протеста сторонников Михеила Саакашвили. Большинство аналитиков считает, что её ждёт провал.

И это будет означать не только поражение нынешних оппонентов Петра Порошенко, но и общественное разочарование в том, что народные протесты, их революционная стихия способна решить проблемы, стоящие перед страной. Это естественный процесс. Майдан не может быть навсегда. Вопрос — что должно прийти ему на смену?

Некоторое время назад я стал свидетелем диалога между армянским и украинским журналистами. Первый, прилетев в Киев, заметил выражение безнадёжности и хмурости на лицах людей. Вспомнил о первой жертве на Евромайдане — Сергее Нигояне. Не даром ли тот погиб? В ответ услышал: нет, не даром. В честь него в Днепре переименовали проспект. И люди всегда будут помнить о нём.

Из этих реплик выходило, что увековечивание памяти само по себе призвано служить оправданием принесённых жертв. Мол, люди отдали жизнь за светлое будущее, оно не наступило, но мы к нему движемся. Такая реакция — абсолютно в духе логических построений власти, которая заинтересована в том, чтобы музеефицировать жертвы, ввести их в ею же контролируемый пантеон. А осознание происшедшего заменить ежегодным ритуалом: цветы, речи, свечи.

Это, разумеется, не является ответом на вопрос о жертвах и их целесообразности. Потому что «напрасно» или «ненапрасно» лежат вне плоскости славословий и молебнов. Изменилась или нет страна за те четыре года после кровопролития в центре столицы — вот основной критерий. По большому, гамбургскому счёту — нет. Среди главных требований Майдана значились: свобода прессы, упразднение полицейского государства, искоренение коррупции. Сегодняшние успехи государства на этом пути не слишком убедительны.

Свобода прессы. Как следует из отчётов организации «Репортёры без границ» (РБГ), по итогам 2013-го — последнего года правления Януковича — Украина занимала 126-е из 180 мест, застряв между Алжиром и Гондурасом. 2017-й завершила на 102-м месте — между Гвинеей и Бразилией. В то же время преследование тех медиа, которые активно критикуют действующего президента, никуда не исчезло из практики власти и вполне роднит нынешнюю с предыдущей.

«Полицляндия». Тут не надо даже статистики. Просто пересмотрите кадры разгона протестующих перед Верховной Радой. Украина остаётся полицейским государством с тенденцией к усилению

Коррупция. В списке 180 стран по индексу восприятия коррупции Украина, хоть и поднялась на четыре пункта за последние три года, делит позорные 130–134-е места с такими государствами, как Намибия, Иран, Мьянма и Сьерра-Леоне, расположившись лишь на строчку выше России. Эксперты из Transparency International Ukraine двукратное падение динамики роста данного показателя в 2017 году по сравнению с 2016-м объясняют отсутствием политической воли руководства страны к борьбе с коррупцией.

Добавьте к этому клановость, раковая опухоль которой приближается к тому состоянию, которое при Януковиче называлось вполне сицилийским термином «семья», и «достижения» нынешней власти покажутся ещё более впечатляющими.

Вывод грустный. Мы возвели в культ коллективное действие, почти полностью освободив себя от коллективного думания

Вообще говоря, успешные революции — отнюдь не завсегдатаи на страницах истории, хотя об этом феномене известно со времён «Славной революции» 1688 года в Англии, когда был свергнут Яков II Стюарт. В этом же ряду «революция гвоздик» 1974 года в Португалии, «бархатная революция» 1989 года в Чехословакии и некоторые другие. Но в целом Николай Бердяев был не так далёк от истины, когда утверждал, что «все революции кончаются реакциями. Это неотвратимо, это закон».

Философ Сергей Дацюк, в разгар Евромайдана опубликовавший ряд статей, посвящённых теме революции, обозначил два варианта выбора, который может быть сделан во время таких социальных тектонических сдвигов: путь Ганди (мирные преобразования) или путь Че Гевары (преобразования через вооружённую борьбу). И далее констатировал: «Выбор в пользу Ганди является проблемным для Украины. Интеллектофобия украинцев не позволяет нам положиться на интеллектуальную работу».

Вывод грустный. Мы возвели в культ коллективное действие, почти полностью освободив себя от коллективного думания.

Подспудно мы, по-видимому, понимаем, что в поговорке «два украинца — три гетмана» правды куда больше, чем юмора. И что договориться между собой о будущем нам труднее, чем обратить в бегство и отправить в прошлое неугодного правителя. Однако сегодня, когда результаты Евромайдана столь плачевны, что заставляют вспомнить классическую и безотрадную формулу Томаса Карлейля: «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи», — кажется, самое время Че Геваре предпочесть Ганди. Который, между прочим, утверждал, что открытое разногласие — зачастую признак движения вперёд.

Свергнуть диктатора — полдела. Дело — нарисовать картину будущего, где бы для каждого нашлось место. Для этого нужен общенациональный диалог и выработка нового общественного договора при условии, что нас действительно не устраивает та модель государства, которая ныне существует.

Тогда-то мы осознаем, чему подобно промедление в ситуации, когда страна набита оружием, как подсолнух семечками, его всё чаще пускают в ход, а стиль «милитари» в духе «национальных дружин» устрашающе стремительно входит в моду.

Юрий Божич, публицист, журналист