ЛЕВ ЛЕЩЕНКО. ОТКРОВЕННО О КОВИДЕ И ПРОТИВОСТОЯНИИ ЗАПАДУ

ФОТО: KOMSOMOLSKAYA PRAVDA / GLOBALLOOKPRESS

В преддверии своего 80-летнего юбилея эксклюзивное интервью Первому русскому телеканалу Царьград дал советский и российский эстрадный исполнитель, народный артист РСФСР, лауреат премии Ленинского комсомола и международных конкурсов, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» Лев Лещенко. Известный и любимый несколькими поколениями соотечественников певец рассказал о своём отношении к творчеству, ковиду, перверсиям, исторической памяти.

ХОЧЕТСЯ В ПУСТЫНЬ

Царьград: Лев Валерьянович, среди популярных и не очень популярных персон идёт настоящая борьба за молодость. Вы подвержены этому веянию?

Лев Лещенко: Сейчас в фокусе внимания, конечно, детоксы, диеты и прочее. Тренд такой. Я не в тренде: живу, как жил и раньше, ограничивая себя в каких-то вещах: спиртное, курение. А главное – движение. Поотжиматься утром надо, повисеть немножко, покрутиться так, чтобы спина работала и ноги ходили. Может, это позволило мне не бросаться из стороны в сторону, а сохранить то, что есть у меня уже.

– А есть, наверное, такие вещи, которые очень хочется, но нельзя? Помните, Джулия Ламберт у Сомерсета Моэма мечтала о пиве и о картошке?

– Ламберт-то мечтала, а я её ем. И пиво иногда пью, но редко и помалу. Вообще-то для мечты это банально как-то. Хотя у меня тоже есть приземлённые мечты. Например, прилечь на диване, поваляться пару-тройку дней с айфоном и телевизором, погулять. А ещё – куда-то уехать подальше. Я, правда, совсем недавно ездил к своему приятелю на заимку под Кинешмой, там есть посёлок Лужиново, где мы иногда собираемся, справляем праздники, и маёвки делаем, и рыбачим, охотимся – всё на свете. Но там большая компания всегда, там тоже никуда не уединишься. Это вот надо в пустынь какую-то, где ты «духовной жаждою томим». Вот там, может быть, серафим к тебе прилетит и, так сказать, вложит что-нибудь в уста замёрзшие мои.

«ПОКА Я ДЫШАТЬ УМЕЮ, Я БУДУ ИДТИ ВПЕРЁД»

– Если бы вам сейчас, в XXI веке пришлось бы начинать свою карьеру, как бы и что бы вы делали? Сегодня ведь достаточно в виртуальном пространстве собрать энное количество подписчиков, а если их будут сотни тысяч, а лучше миллионы, то, даже не обладая никакими талантами, можно стать кумиром половины планеты.

– Ну, наверное, я бы поддержал этот тренд. Хотя у меня закрытый аккаунт, и я в «Инстаграм» очень редко что-то выставляю: по каким-то серьёзным жизненным проблемам: или концерты, или какие-то непростые ситуации. А так я стараюсь уходить от этого. Мы же старое поколение – не люди интернета, и мне иногда это даже претит. Хотя за это меня в комментариях ругают без конца: мол, нападаю на блогеров, тиктокеров. Но сейчас такая жизнь – все хотят быть на виду, зарабатывать на этом. И впрямь много зарабатывают. Один мой педагог на вопрос «Вы газеты читаете?» отвечал: «Нет, я сам полон действительности». Мне эта сентенция нравится.

– А что вам не нравится?

– Ну вот я сейчас скажу, и посыпятся на меня эти самые негативные комментарии! Особенно любят этим заниматься люди, которые живут в каком-нибудь доме престарелых – они обязательно должны обсудить личную жизнь известных людей, что человек не так сказал, проявил себя не так, как им хотелось бы.

Каждый сегодня считает себя вправе войти в личную жизнь другого, начать его поучать или нахваливать невпопад. Это раздражает. Мы жили всегда за рампой, никто ничего не знал, что там происходит. И допытаться, кто была у Райкина жена, было невозможно, понимаете. И сколько детей у Шульженко, никто не знал. А сейчас всё это на виду.

– Для вас бывает какое-то знание лишним?

– Здесь однозначно сложно сказать. Хочу я или нет, но должен обязательно видеть, что происходит вокруг меня. Как у Пахмутовой и Добронравова, помните: «Пока я дышать умею, я буду идти вперёд». Не хочется стагнировать. Вопрос в том, что нужны ли мне сведения из личной жизни, пусть это даже какой-то известный литератор. Чтобы всё понять о нём, достаточно почитать его произведения. Зачем ещё в личную жизнь лезть?

Да, сейчас принцип «максимум информации в единицу времени». Только качество этой информации оставляет желать лучшего. Она на среднего потребителя, который хочет получать быстрое удовольствие, быстрое псевдознание. Большинство людей не хотят заморачиваться философскими темами, углубляться в психологию. Проще пойти к психологу, чтобы он дал тебе готовый совет.

О ВЫЖИВАНИИ И ПОДВАЛАХ ЕЛИСЕЕВСКОГО

– Чтобы ощутить удовольствие от ничегонеделания, видимо, нужно сперва понять, что такое выживание. У вас в жизни было такое?

– В послевоенном детстве я знал и холод, и голод. Несмотря на то что мы жили в Москве и отец у меня был военный. Не могу сказать, что прямо бедствовали, но недоедали, это точно. А позже – в 1990-е, да, был тяжёлый перелом, когда нужно было всё забыть – не перечеркнуть, но забыть и искать какие-то новые пути к существованию.

Чтобы купить какой-нибудь кусок колбасы или что-то, ты должен пойти в подвал с замдиректора магазина – поговорить с ним обязательно, спросить, как у него дома, как он отдыхает, чем интересуется. После этого тебе давали пачку «Мальборо», виски и кусок колбасы. Так было.

Я однажды в эти годы пришёл в Елисеевский магазин, а там была неплохая женщина, которая очень любила актёров. И она говорит: Лёва, сейчас не могу, там сейчас Вячеслав Тихонов. Ну это ужасно было, а что делать! Мне жена сама сшила два смокинга, потому что не было одежды в продаже.

– В нынешних телесериалах, если показывают судьбу какого-то певца в советское время, то обязательно фигурируют вездесущий КГБ, злобная цензура, через которую вынужден пробиваться талант. Это так было?

– Талант настоящий не душили, это всё неправда. Его немножко, может, стригли, в рамках существовавшей идеологии. Но смотрите, даже песни Галича тут и там звучали. Володю Высоцкого любили те же самые органы, которые его запрещали, ходили на его на концерты. Ну, может быть, его не педалировали на Первом канале, но он работал в концертах, по 40-50 концертов в месяц, мы с ним пересекались.

Понятно, что какие-то вещи не проходили. Ну, у меня закрыли фильм – я делал к Олимпиаде фильм оригинальный с музыкой Славы Добрынина и стихами Леонида Дербенёва. Некоторые вещи его, допустим, тормозили на телевидении – он кипел, бушевал, так сказать, ну что делать. Была при этом и самоцензура: все авторы понимали, что это «проскочит», а это нет. При этом откровенная пошлятина и бездарь на эстраду не попадала тоже. А сейчас всё «проскакивает». Хочешь обнажёнку с пустыми текстами и никакой музыкой – пожалуйста, были бы деньги.

С другой стороны, можно ли было представить, что кто-то вышел на сцену и открыто «полил» бы Брежнева? Это было нереально. Но это были определённые «правила игры». Сейчас все самовыражаются: рифмуют слова, складывают ноты, сами исполняют, аранжируют, сами это выкладывают в «Инстаграм» и считают, что они вот творческие личности. Хотя это всё раньше называлось самодеятельность.

ЛЕВ ЛЕЩЕНКО ВО ВРЕМЯ ИНТЕРВЬЮ. ФОТО: ТЕЛЕКАНАЛ ЦАРЬГРАД

О НЕПОТРЕБСТВЕ

– Вы сказали очень правильное слово «самоцензура». Сегодня люди, которые являются «кумирами» для достаточно большой категории соотечественников, мягко говоря, не отличаются моральной и эстетической самоцензурой. Вот, например, была Верка Сердючка – мужик, переодетый в женщину. Но недоумений у зрителей не возникало – местами смешно было. И вот тиктотер Даня Милохин, который появляется на официальном форуме в полуженском наряде, кривляется, жеманничает. Вот где эта грань?

– Эта грань только для самого человека, который имеет или не имеет понятие, что такое непотребство. Сердючка – это театральный образ. Как у Авдотьи Никитичны и Вероники Маврикиевны. Это был такой эстрадный юмористический жанр с переодеванием. Разумеется, никакого нынешнего педалирования вот этих «гендерных» штучек не было. Это некрасиво, категорически мне не нравится.

Если мы говорим о цензуре, то всё-таки, мне кажется, надо противостоять вот этой тенденции, которая с Запада идёт – перверсий всяких, ювенальной юстиции и прочего. Это всё нас не должно вообще касаться. У нас другая страна, другие традиции, у нас православное государство, мы православные люди. Для нас эти вещи просто нонсенс.

– То, что раньше у нас было исключением, становится правилом. А что делать в этой ситуации, Лев Валерьянович?

– Вот, например, Сан-Франциско, город, где есть целый район этих вот – ЛГБТ. Тысяч сто их там. Ну ради Бога, живите в своём районе. Когда же эта червоточинка проникает в здоровую и устойчивую до этого среду, то будет разъедать её и постепенно развалит. Поэтому я не призываю это запрещать, но вот не надо смешивать. Я не очень серьёзно обеспокоен этой темой, потому что живу нормальной жизнью, и всё моё окружение – это нормальные крепкие здоровые люди. Я не утверждаю, что те нездоровые, но они – это просто другое общество.

СОБЧАК ОБВИНИЛА: ЗАРАЗИЛ ВЕСЬ ШОУ-БИЗНЕС

– Сегодня абсолютно всех волнует коронавирус. И как только эта тема возникает в информационном поле, забываются и проблемы с мигрантами, и проблемы с нетрадиционной ориентацией, и всё остальное. Вот вы и ваша супруга переболели – что-то поняли об этой болезни?

– На самом деле никто ничего не понимает. До сих пор неясно происхождение вируса, и масса всяких умозаключений на этот счёт имеется. Ясно, что и начало, и продолжение этой пандемии были инспирированы. Потому что «Пфайзер», который держал эту лабораторию в Ухане, он теперь и лечит. И это о чём-то говорит, наверное. Когда я, например, попал в больницу с «короной», то оказался прямо-таки «хедлайнером».

На меня тогда вылили всё, что только можно. Особенно моя знакомая Ксения Собчак, которая сказала, что это Лещенко привёз вирус из Америки и чуть ли не всю страну заразил. Если и не страну, то по крайней мере весь шоу-бизнес. Хотя ни один человек не заболел от меня, это я знаю точно. Я просто тихо переболел с женой.

Тогда не было никаких алгоритмов лечения. Нас лечили «Калетрой» – лекарством от СПИДа, поднимающим иммунитет. Это тяжёлая болезнь, и я тяжело её переносил – по 5-6 совершенно мокрых маек за ночь менял, аппетит пропал, ничего не хотелось. Слава Богу, жена помогала, потому что лежали мы в одной палате, и у неё в более лёгкой форме это проходило. На ИВЛ, как, скажем, Надя Бабкина, я не попал – просто дышал кислородом и пытался заставить себя думать о хорошем.

Я не специалист, но вижу серьёзную проблему в том, что многие люди не верят в это и не прививаются. А во-вторых, те, кто относятся к коронавирусу с паникой, они все чудовищно агрессивные. Это вот противостояние вакцинированных и невакцинированных подняло такое количество проблем, что с ними не справляется даже государство.

– Почему общая беда разделяет людей, а не сплачивает, как было раньше? Можете объяснить, что произошло с соотечественниками, с землянами?

– Ответ на этот вопрос очень трудно найти, но паника настолько одолела вот человечество, что, кажется, прямо апокалипсис какой-то. Наверное, в средние века точно такие же отношения были во время чумных эпидемий. Эта паника проявляется в каких-то низменных чувствах у человека, и здесь никакого братства, альтруизма не может быть.

Разумеется, есть разумные люди, которые не паникуют, есть врачи, «заряженные» на альтруизм. Есть, слава Богу, и активно неравнодушные – которые плазму сдают, в качестве волонтёров помогают врачам. Это люди, убеждённые в том, что добро и братство людей лежат в основе всего. Одиночка ноль, вот и Маяковский ещё писал: «Голос единицы тоньше писка».

ЛЕВ ЛЕЩЕНКО ВО ВРЕМЯ ЦЕРЕМОНИИ НАГРАЖДЕНИЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ ВСЕРОССИЙСКОГО КОНКУРСА «СЕМЬЯ ГОДА – 2020» В ГОСУДАРСТВЕННОМ ЦЕНТРАЛЬНОМ КОНЦЕРТНОМ ЗАЛЕ (ГЦКЗ) «РОССИЯ». ФОТО: СЕРГЕЙ КИСЕЛЕВ / АГН «МОСКВА»

ДОБРОМ ВСЕЛЯТЬ ДОБРО

– Когда звучат военные песни в вашем исполнении, у многих людей слёзы по-прежнему на глазах. При этом мы сейчас видим, что недоумки жарят сосиски на Вечном огне, как на Украине национальными героями делают нацистских преступников, как в некоторых других бывших советских республиках говорят, что «это была не наша война». Как на это реагировать?

– Бороться, не уступать нашу героическую историю недругам и неучам, отстаивать свои принципы и ценности. Надо просто этим серьёзно и системно заниматься. К сожалению, наши политики иногда это упускают.

– Можно ли старые песни исполнять сегодня так же, как и вчера?

– Думаю, нет. Но это вопрос тонкий. Вот «День Победы», это был марш победителей. Сегодня я пою эту песню по-другому. Не бравурно, а как бы вспоминая тех, кто подарил нам эту жизнь, – спокойно, не педалируя эмоции. Каждое время даёт свои нюансы в отношении людей к произведению и тем событиям, которые за ним стоят.

Раньше, скажем, люди плакали от того, что звучал гимн Победы, а сейчас прослезятся от того, что не осталось уже почти никого в живых, кто сделал всю эту Победу. Значит, просто меняется акцент. Это всё должно быть тонко, в пределах каких-то, я бы сказал, даже нравственных ощущений исполнителя. Так я и постараюсь спеть на предстоящем юбилейном концерте.

– Лев Валерьянович, а есть ли у вас некая «нравственная программа» для самого себя, которую выражал бы какой-то афоризм или стихотворная строчка?

– Я не балуюсь сочинением стихов, но однажды сам для себя записал такое четверостишие – как бы жизненный девиз, которому стараюсь следовать. Я его нигде даже не читал ещё. Вот оно:

Любить людей, добром вселять добро.

Познать успех и не гордиться славой,

И верить в истину, как свято существо,

И добродетель принести во благо.

АНДРЕЙ САМОХИН