Главная » Поэзия

Все чаще эти объявленья:
Однополчане и семья
Вновь выражают сожаленья…
«Сегодня ты, а завтра я!»

Всю жизнь торопиться, томиться, и вот –
добраться до края земли,
где медленный снег о разлуке поет,
и музыка меркнет вдали.

А мы с тобою за ценой не постоим,
Когда чужим рискуем – не своим.
Готовы всех прохвостов одарить.
Кто в нас плюёт – почнём благодарить.

Тяжёлые красные грозди

Созревшей до срока рябины

Ломали древесные кости,

Сгибали древесные спины.

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.

Включай пропеллер майский жук,

Пришла пора жужжать по-Царски!

Настал черёд чертить свой круг,

Назло рабам химер хазарских.

Как просто объявить себя святым,

Тряпицу вывесив, как флаг, на жерди

Над глинобитный домиком своим,

И размышлять о жизни и о смерти

Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом черных хат…

Я с утра от дождя задыхался –

От стучащих по сердцу дробин,

И в душе моей страх колыхался,

Как медуза во мраке глубин.

Как же можно теперь смириться
С тем что стонет моя земля?
Завладели нерусские лица
Ночью тёмною октября,

До войны на письменном столе Владимира Луговского (он жил в Лаврушинском переулке, в том самом доме, который громила булгаковская Маргарита) стояла фотография молодой Ахматовой.

Здесь тихо и светло. Смотри, я подойду
И в этих камышах увижу всё, что мило.
Осиротел мой пруд. Но сердце не остыло.
В нем всё отражено - и возвращений жду.

Мне мама говорила: «Будь хорошим,

О собственной удаче не радей,

Люби людей, а не собак иль кошек,

Люби людей, всегда люби людей…»

Не суди нас слишком строго.
Лучше милостивым будь.
Мы найдем свою дорогу,
Нашу узкую тропу.

В декабре 1944 года 19-летний младший лейтенант Ион Деген напишет в своем планшете стихотворение.

Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.

Никогда я не буду любимым,

Если сам не смогу полюбить!

Мне об этом сказала рябина,

Когда вздумал её я срубить.

Я помню сожжённые сёла

И после победного дня

Пустую

Холодную школу,

Он шёл по ковровой тропинке,
Улыбку скрывал – и не мог…
Но вздрогнули мы: на ботинке
На левом, развязан шнурок.

Когда не стало Родины моей,

Я ничего об этом не слыхала:

Так, Богом бережёная, хворала –

Чтоб не было мне горше и больней...